Bronza

Отцветающие соцветия глицинии, под которой они сидели, осыпали влюбленную пару лиловым дождем маленьких лепестков. Величественный сад камней был предоставлен в их полное распоряжение. Да и кто бы посмел нарушить уединение императора, охраняемого застывшими, будто изваяния, стражами?

Тихо рассмеявшись, он прижался ухом к ее животу, поглаживая ладонью, прислушался.

– Что ты делаешь? – удивилась принцесса.

– Хочу услышать биение новой жизни!

– Глупый, это не происходит так быстро! – теперь уже рассмеялась она.

– Почему? Разве я не стараюсь каждую ночь? – спросил Император, удивленно изломав бровь. Привлек к себе, обнял.

– Не говори так громко! Они нас услышат! – ахнула принцесса, покосившись в сторону воина, стоявшего к ним спиной.

– Пусть слышат! Зато глаз на затылке у них нет, подглядывать не станут!

Загоревшись желанием, он стал нетерпеливо освобождать зардевшуюся от волнения принцессу из вороха шелка; та отказывалась, но нежная настойчивость его рук, как всегда, не позволила ей ускользнуть из сладкого плена его объятий.

– Хочу девочку…

Прислонившись спиной к стволу дерева, он закинул руки за голову. Лицо Императора сделалось мечтательно-задумчивым.

– Я буду любить ее, целовать ее крохотные ножки… Ты ведь родишь мне дочку, правда? – спросил он со странной требовательностью в голосе.

– Почему дочку? – обиделась принцесса, приводившая тем временем свои одежды в порядок. Разве он не хочет сына? Разве император не верит, что она способна рожать ему таких же прекрасных сыновей, как и другие жены?

Его взгляд надолго запутался в лиловых соцветиях глицинии.

– У нее никто не отберет царство… – наконец ответил он.

Почувствовав, что своим вопросом ненароком растревожила незаживающую рану в сердце любимого, принцесса прильнула к нему, спрятала лицо у него на груди. Ей вдруг почудился чей-то недобрый взгляд за спиной.

Наблюдавший за ними уже давно, прислушиваясь к разговорам влюбленных, в густой тени старой акации стоял тот, кто носил священное имя дракона. Лицо генерала казалось высеченным из камня. На нем жили только глаза. И глаза эти ненавидели все, что видели.