Bronza

Шло время, но ничего не происходило. Вокруг стояла тишина, хотя она слышала, как невдалеке тихо переговариваются мужские голоса. Казалось, они чего-то ждали. И эта странная, пугающая своей неопределенностью тишина уже начала давить на уши, когда раздался властный голос.

– Дурачье, что застыли?!

Услышав этот голос, она вздрогнула и смертельно побледнела.

– Мы ждали вас, ген…

Послышался звук удара, болезненное оханье. Принцесса горестно улыбнулась. Излишняя предосторожность. Она все равно узнала его.

– Почему до сих пор медлите? Джасенкьё – кучка жалких трусов? Или вам нужен особый приказ?!

– Но мы видели печать императора…

– Болваны! Снимите с нее одежду, сотрите со лба иероглиф и окажется, что девчонка ничем не лучше любой шлюхи, которую вы можете позволить себе за деньги!

В ответ раздался дружный гогот. Следом быстрые шаги. Громко заскрипели ступени, распахнулась дверь, и в комнате сразу стало тесно. К ней, мешая друг другу, потянулись грубые мужские руки. Она зажмурилась, чтобы ничего не видеть. Хотела бы ничего и не чувствовать, но это ее желание осталось неисполненным.

Прикрытая лишь своими волосами, лежала она на тюфяке, не в силах пошевелиться. Из-под мокрых ресниц по опухшему от побоев лицу бежали слезы. Гнетущая тишина вновь давила на уши, и время утратило для нее свою определенность. Сколько прошло часов, дней или, может, недель, прежде чем ей удалось впасть в эту полудрему-полузабытье? Сейчас она хотела бы остаться там навсегда. Но, вопреки желанию, сознание постепенно возвращалось из той черной дыры, куда оно так милосердно провалилось. Возвращалось вместе с болью. Вместе с отчаянием.

– О чем скулит эта сучка?

Среди гортанных звуков удовольствия, хриплого рычания и тяжелого дыхания сгрудившихся вокруг нее зверей, звучавшее пронзительно чистой нотой одинокое «прости» – единственное слово, что она произносила, заставляло даже этих охваченных похотливым вожделением животных чувствовать себя неуютно. Ее били по лицу, чтобы она замолчала.

А она просила прощения у любимого за то, что обманула его надежды. За то, что маленькой принцессе с крохотными ножками, о которой он так мечтал, не суждено будет родиться. Девочке, у которой никто не отберет царство…

Принцесса с трудом пошевелилась. Прямо над головой, в прорехе, показался кусок вечернего неба. Цвета королевских ирисов… Глаза любимого… Она его больше не увидит… Император ничего не узнает… Ему просто скажут, что она умерла… И тягучая, ноющая боль во всем теле превратилась в ничто по сравнению с отчаянием, заполнившим душу.

Тишину разорвал топот копыт, громкие крики, звон мечей. Кто-то сорвал дверь с петель и ворвался туда, где была она. Ее во что-то закутали и куда-то понесли. Осторожно уложили в повозку на мягкое душистое сено, накрыли меховым покрывалом. До нее еще донеслись стоны умирающих, плач осиротевших детей, жалобный вой собак и треск горящего дерева, но скрипа колес и криков возницы, понукающего лошадей, она уже не услышала.