Брошенная в бездну

Жале, знавшая обо всём этом, восхищалась благородством и честностью Мазхара, и, быть может, чувство гордости за него ещё более усилило её привязанность. Была и другая причина.

Однажды после обеда Жале заглянула в контору и увидела Халдуна. Мазхар ещё не вернулся из суда, а секретарь куда-то ненадолго вышел, и мальчик был один. Он с восхищением рассматривал красивую нарядную тётю. Потрепав по щеке смутившегося мальчугана, Жале спросила:

— Папы нет, дитя моё?

— Нет, ханым-эфенди, — серьёзно ответил Халдун.

— А ты не знаешь, куда он ушёл?

— Знаю. В суд.

— О, я вижу ты смышлёный мальчик.

Халдун покраснел от удовольствия и отвёл глаза. Жале сделала вид, будто не знает его имени:

— Как же тебя зовут?

Он поднял глаза и гордо сказал:

— Халдун!

— А сколько тебе лет?

— Не знаю.

— Как же так?

— Мама знает. А я нет.

Жале вдруг почувствовала, как сострадание к мальчику обожгло её сердце. Стараясь подавить внезапное смятение, она непринуждённо сказала:

— Тогда спроси у неё. Каждый человек должен знать, сколько ему лет.

Лицо Халдуна вытянулось. Глядя на неё в упор своими светло-голубыми глазами, он проговорил:

— У меня больше нет мамы!

— Как это нет?

— Моя мама бросила меня и уехала. Она стала дурной женщиной.

«Так вот что внушает ему Хаджер-ханым», — с болью подумала Жале. Она подняла мальчика на руки и прижала его к себе. Халдун разрыдался.

— Это тебе бабушка сказала?

— Откуда вы знаете? — удивился он.

Жале не отвечала и только гладила его по голове.

В тот вечер она заговорила с Мазхаром о Халдуне. Как же можно так воспитывать ребёнка? Это ни на что не похоже! Если ей когда-нибудь доведётся жить в его доме, она сумеет поставить Хаджер-ханым на своё место!

14

Раннее морозное утро. Всё вокруг окутано фиолетовой дымкой. В половине седьмого послышался гудок табачной фабрики «Джибали».

Матушка Алие, сгорбленная старушка со сморщенным лицом и заострённым подбородком, на котором во все стороны смешно торчали седые волоски, торопливо собиралась на работу. Она готова была выйти из дому, но вдруг остановилась у постели спавшей племянницы и жадно уставилась на её белую руку. Она глядела и не могла оторвать глаз от этой руки, на которой, переливаясь, сверкал крупный бриллиант.

— Матушка Алие, мы опаздываем! — раздались с улицы голоса её товарок.

Старушка вздрогнула и, накинув на плечи ветхую шаль, тихо выскользнула за дверь.

Она жила в деревянном двухэтажном домике, который, казалось, вот-вот рухнет. Все балки давно сгнили, кровля совсем покосилась. В этом жалком домике, разделённом на клетушки — по четыре на каждом этаже, — ютилось немало рабочего люда: прядильщицы, чулочницы, трикотажницы.

На протяжении многих лет дом не ремонтировался ни разу. Никто не помнил, чтобы к нему прикасались руки плотников, штукатуров или маляров. Достаточно было небольшого подземного толчка или сильной бури, и судьба домика была бы решена.

Об этом хорошо знали все его обитатели, но им некуда было деться.

Матушка Алие шла в толпе работниц, спешивших на фабрику.

— С тех пор как приехала твоя племянница, ты совсем и не думаешь о работе, — сказала Фирдес.

Другие женщины были того же мнения.

— Может, племянница привезла тебе кучу денег? — ехидно спросила одна их них.

— Не иначе! Ведь она жена солидного человека, адвоката! — вставила другая.

— Матушка Алие! А почему же столько лет она о тебе не вспоминала?

Вопросы сыпались со всех сторон. Но матушка Алие была настолько поглощена своими мыслями, что даже не слыхала голосов товарок.

«Если, — думала старушка, — к весне адвокат не возьмёт племянницу назад, я уговорю её продать перстень. Ну что в нём проку? Болтается на пальце без всякой пользы! Вот если получить за него деньги да пустить их в дело… Разве плохо, например, скажу я ей, купить несколько чулочных машин?..»

Годы тяжёлого труда согнули матушку Алие почти пополам. Во рту у неё не осталось ни одного зуба. Жизнь обошлась с ней не слишком ласково. И она не собиралась давать племяннице поблажки. Кабы у Назан не было перстня, матушка Алие, видит аллах, сдержала бы клятву и не пустила бы её на порог своего дома. Многие годы все соседи слышали, как она проклинала племянницу. И как же они были поражены, когда Назан появилась в Сулеймание! Они могли бы поручиться, что незваной гостье покажут на дверь…

Однако всё вышло совсем не так, как они предполагали. Хотя старуха и встретила её очень холодно, но скоро лёд растаял. Она простила Назан.

Люди ломали голову, пытаясь объяснить причину такой перемены.

— Почему же столько лет она не вспоминала о тебе, матушка Алие? — в который раз спрашивала её Фирдес.

Матушка Алие продолжала отмалчиваться. Но женщины не унимались, и в конце концов она сказала:

— Да куда же ей было деваться? Бедняжка осталась совсем одна. Ведь я вам уже говорила, муж не дал ей ничего, кроме маленького чемоданчика…

— Пусть она не морочит тебе голову, — сказала чулочница Зелиха. — Как же так, ей дали развод от трёх до девяти лет, и вдруг она приехала с пустыми руками? Быть того не может!

— Ох-хо-хо! Издали и барабан — музыка…

— И то правда! От лихой родни и недобрых соседей и аллах не убережёт!