Брошенные тексты. Автобиографические записки

Все, что нас не убивает, делает нас сильнее.
А ты убила меня, закопала, закатала в асфальт
и закатила концерт на месте на этом скорее,
и тромбон задушил скрипку, но тромбона зарезал альт.

И, гремя тарелками, терзая струны,

демонстрируя истошные верха и низы,
ты спела тысячу раз, что была девушкой юной,
а он был старше тебя в разы.

Ну что, ты счастлива? Все, меня нет. Ты свободна.

Ничего от тебя не требуется. Ты такая, как есть.
Не подобно кому-то ты — нет, ты бесподобна.
Я не лезу на стену, ты можешь на стену лезть.

Мы делили пространство, бились в сущности,

за миллиметры.
Я хотел свое, ты хотела владеть моим.
Все, меня больше нет, а перед тобой все континенты
без границ, без виз, ты — заждавшийся пилигрим.

Ну, иди, я желаю тебе счастья.

Ну же, ступай, наливается солнцем рассвет.
Что же ты стоишь на проезжей части
и шепчешь: «Куда мне идти, раз тебя рядом нет»?

Я лежу лицом к стене с открытыми глазами.

Лежу. Гляжу. Кажется, еще дышу.
Слушаю, как ты плачешь. И вода эта точит камень,
и я поднимаюсь и к тебе подхожу.

Здравствуй, давай все начнем сначала. Правда.

Я не полезу на стену, я лягу у ног твоих,
а ты скажи мне опять, что он тесен для семи миллиардов,
этот маленький мир, годный лишь для нас двоих.

Ну, скажи мне хоть что-нибудь! Ты молчишь. Ну конечно,

это же снится нам, а за окном сверкает гроза,
лишь на ресницах твоих вода, и дрожат плечи,
и у меня почему-то открыты глаза.

Что же делать теперь нам, коли ранимая

у тебя душа? И у меня диагностировано наличие души.
И я пишу и пишу, стирая грифель, любимая,
а ты мне точишь и точишь карандаши…

29 июля, самолет Мюнхен — Москва

«У нее две извилины. Одна между ног…»

У нее две извилины. Одна между ног,
другая — пробор на голове слева.
Зато высокий чувствительности порог,
кренящий тело ощутимо влево.

Восхитительно незатейлив ее слог,

она знает все о достоинствах йоги,
и еще (это важно) длина ее ног
позволяет ей максимально широко
раздвинуть эти самые ноги.

И глядя на совершенный горизонт,

слов не находя и аналогов не гугля,
снимаю все с себя мгновенно. И вот
снято все с первого дубля.

Драма? Комедия? Триллер? Фарс?

Неважно. Это ясно даже ребенку,
ибо я в ней, а следовательно, мы в вас
оставляем след, запечатленный на кинопленку.

И что будет дальше, что будет потом,

когда солнце взорвется и день наступит,
теперь мы знаем, воздух хватая ртом:
не неприступна она, а я — преступен.

«Она королева немого кино…»