Брошенные тексты. Автобиографические записки

Когда Гагарин, высоко
взлетев, в глазах планеты вырос,
не знал он, шар что голубой
родит такой проклятый вирус.

Он там летел один впотьмах,

не зная права на ошибку,
светя в ночи, отринув страх
своей гагаринской улыбкой!

И чтя Гагарина завет,

все человечество, ликуя,
аж 50 плюс 9 лет
справляет напрочь в поцелуях
День космонавтики, рискуя
в день этот светлый тут и там
на радостях надраться в хлам.

Прошло уже немало лет.

С тех пор Земля осталась круглой,
но словно выключили свет,
но словно всех загнали в угол.

Не съехавший с ума король,

не воин тот, в чьем сердце радость
рождает право сеять боль,
а коронованная гадость.

Поганый вирус, тля, микроб,

как будто бы рванул кран-стоп
и мир, как поезд с фар глазами,
вдруг на ходу на полном замер.

И вот стоит. Ни волоска

не шелохнется на галерке.
Пустынны Лондон и Москва.
Пустынны улицы Нью-Йорка.

Как перст стоит совсем один

великий МХАТ. Закрыты двери.
Не веря, смотрит Константин
и снова говорит: «Не верю,

чтоб мой малыш, мое дитя,

вскормленное могучей грудью,
уснуло, будто бы твердя:
„Пап, все, в театр не ходят люди“.
А Немирович, верный друг,
еще стал ниже ростом вдруг».

Но не случайно полетел

Гагарин в космос, словно в бездну,
он говорил о пользе дел,
от слов в отличье бесполезных.

Когда летел, он так хотел,

чтоб мир был светел и прекрасен!
Он ведь для этого летел,
чтоб подружить Роскосмос с NASA.

Чтоб финн, и турок, и индус,

и афро- чтоб американец,
не разомкнув ни рук ни уст,
в отчаянный рванули танец.

При свете глаз, под светом рамп,

чтоб Меркель, Путин чтоб и Трамп,
сентиментальнейшую сырость
нежданно ощутив в глазах,
воскликнули: «Проклятый вирус,
ты затаился на руках,
объединимся ж мы локтями,
тогда и ноги не протянем!»

Но это все у них в верхах.

Внизу ж народ (так было вечно!)
в бумаге туалетной страх
свой прячет и, конечно, в гречке.

Сидим уныло по домам,

повсюду паника и хаос.
Уже весь выбросили хлам,
так что в квартирах не осталось

не то что старых кукл, бумаг

или давно засохших сушек,
а муж вон выкинут, как враг,
а вслед — жена, как хлам-игрушка.

И вот лежим, а в сердце дрожь —

прошло гагаринское время.
Но, к счастью, все ж, но, к счастью, все ж
есть постгагаринское племя.

Они не спят. Верней, оно.

Оно просунулось. Полежало.
Привстало. Наконец, пошло,
потом быстрей — и побежало
со всех своих упругих ног
руками открывать окно!

Чтоб вопреки житейским бурям

в кромешный мрак ворвался свет,
как сделал то Гагарин Юрий
в свои неполных 30 лет.

Их семеро. И каждый бодр.

И каждый сразу отозвался.
До них, пожалуй, был лишь Петр,
который Первым назывался

за то, что, ощущая дно

в кораблестроящей культуре,
в Европу выломал окно,
как говорится, со всей дури,
попутешествовал год там —
и ну рубить по бородам.

Не для прикрас издал указ:

«Чтоб до пупа она не вилась».
«Поймите, — он орал, — в ней враз
возьмет и заведется вирус!

И пока я не создал МИД,

чтоб защитить свое, родное,
к нам из Европы прилетит
как нужное, так и дрянное,

такой уж их заморский нрав».

Как прозорлив был он, как прав!
Однако в драке с бородАми
слегка застрял в оконной раме.

А мы вот, не жалея сил,

пойдем вперед! Мы поименно
всех знаем — всех, кто рядом жил,
когда он, как в проем оконный

иллюминатора в ночи,

глядел и, глаз не веря паре,
шептал: «Юр, Юра, Юрка, не молчи,
кричи, простой советский парень,
на весь корабль, во весь эфир,
на страны все и континенты:
как сверху ты прекрасен мир,
внизу воинственный зачем-то!

Как нужно нам тебя беречь

и жить, друг другу помогая!»
Он вниз глядел, теряя речь,
шепча: «Какая голубая

планета наша! Твой уют

мы не дадим врагу разрушить».
И вот плечо к плечу идут
теперь они, раз это нужно:

Тригорин, Голубков, Турбин,

Коровьев, Макбет, Мышлаевский,
и Хлудов и… Да, Мужики.
Да, мхатовцы! И да, конечно,

хотим сейчас лишь одного, —

из вас, друзья, ни одного
зараза чтоб не зацепила,
так мойте ж чаще руки с мылом!
Мы этим мылом вас снабдим
и вирус вместе победим!

Апрель, 2020