Брошки с Блошки

– Он подумал, тут снимают кино, – объяснила я. И воспользовалась случаем добавить предстоящей прогулке культурно-исторической ценности. – Почти угадал, вон та возрастная красотка, которая на своих двоих, была актрисой. Снималась в культовом кино – первом советском фильме-катастрофе.

– А та, что на колесах, работала в секретном бюро и конструировала атомные подводные лодки! – сдала тетушку Ирка.

– Вау! – Наш заокеанский приятель почтительно поклонился важным «мадамам».

Марфинька, которой сегодня, по ее собственным ощущениям, было лет на тридцать меньше, чем в паспорте (тетушку она снова называла Люсей, Ирку – Верочкой, а меня вообще никак), при виде импортного галантного кавалера заулыбалась во все тридцать два вставных зуба.

Мы всех перезнакомили, и тот факт, что Уоррен – всамделишный американец, добавил восторженной Марфиньке ликования. Она сияла, предвкушая предстоящую прогулку. Наташик – в аналогичном предвкушении – несколько скис. Видно, понял, что нелегко ему придется.

Тетушка, уяснив, что дальше ее кресло покатит интурист, немного огорчилась. Как человек, привыкший иметь высший допуск к секретам, она чувствовала себя обиженной тем, что не окажется в центре событий. Но ее военная дисциплина никуда не делась, поэтому тетя выслушала мои инструкции и безропотно осталась за старшую.

Мы с Иркой проводили умиленными взглядами колоритную троицу, путь которой по переполненному Невскому легко можно было отследить по образующемуся коридору замирающих зевак, громким возгласам и щелчкам камер.

Потом с ускорением пересекли проспект на мигающий зеленый, свернули на канал Грибоедова и заспешили к дому Марфиньки короткими перебежками от здания к зданию, периодически распластываясь по фасадам в попытке спрятаться среди декоративных элементов. Должно быть, это выглядело подозрительно, как будто мы тоже снимались в кино – про шпионов, но никак нельзя было допустить, чтобы Светочка, если она посмотрит в окно, нас заметила.

Хоронясь, таясь и поминутно цыкая друг на друга за неизбежно производимые шумы, мы с Иркой добрались до нужной парадной. Спрятались в том самом закутке под лестницей, где атакованная грабителем Марфинька врубилась и без того слабой головушкой в крепкий железный ящик для почты.

Я даже попыталась определить, какая из вмятин на нем оставлена Марфинькой, но не сумела. Вид у ящика, пережившего крах советской империи – а может, еще и царской, был такой, словно в него неоднократно попадали разные снаряды.

Да-а, в старом питерском доме любая вещь может поведать интереснейшие истории…

Ждали мы, переминаясь с ноги на ногу, минут двадцать. Было тихо и скучно. Хорошо хоть, не темно: сквозь витражное окно над дверью солнце щедро насыпало в подъезд разноцветных зайчиков. Периодически выглядывая из-под лестницы, я ловила их лицом и жмурилась.

– А если мы опоздали и он уже прошел? – встревоженно нашептала мне Ирка.

– Тогда возьмем его, когда будет уходить, – прошелестела я в ответ.

– А если он уже и пришел, и ушел?

Я взяла руку подруги, поднесла ее к своим глазам и посмотрела на часы на запястье:

– Мы выкатились отсюда двадцать минут назад, не могли они все успеть. Это что за свидание такое – в четверть часа?

В этот момент над нашими головами загремели замки и засовы.

– Тихо! – шикнула на меня Ирка, как будто это не она некстати завела разговор.

Стукнула дверь, провернулся ключ в замке. Шаркнув по щетинистому коврику, кто-то затопал вниз по ступенькам.

Мы выждали нужный момент и вылетели из засады, на ближних подступах к противнику разделившись, чтобы окружить его по всем правилам военной науки.

Я, как легкая кавалерия, взлетела на нижнюю ступеньку за спиной отступающего, а Ирка, как тяжелая бронетехника, закрыла собой дверь.

– Ага! – гулко бухнула бронетехника и чуть не получила по куполу какой-то суковатой палкой.

– Тихо, тихо! – Я вовремя перехватила высоко занесенную дубину народной войны.

Ирка, ловко поднырнув под локоть противника, помогла мне его зафиксировать, а потом самолично притиснула к стенке:

– И кто это тут у нас?

Я заглянула в лицо, густо заляпанное разноцветными солнечными зайчиками, и разочарованно выдохнула:

– Светочка…

– Как – Светочка? Почему – Светочка? – Ирка рывком подтащила задержанную к двери, пинком распахнула ее и обеспечила сцене необходимое освещение.

И заодно появление новых участников: в открывшийся проем в лихом развороте, как легендарная тачанка, закатилось кресло Рузвельта.

Сидящий в нем клон Аль Капоне грозно рявкнул:

– Всем стоять! Не двигаться!

А сунувшаяся поверх плеча тетушки Марфинька неожиданно раскатисто пробасила:

– Граждане бандиты! Вы окружены! Выходите по одному с поднятыми руками! – потом хихикнула, как девочка, и смущенно объяснила: – Всегда мечтала это сказать.

Уоррен за спинкой кресла-каталки хлопал глазами, как разбуженная сова. Цитату из «Места встречи изменить нельзя» он, разумеется, не узнал, в происходящем не сориентировался. Где ему, заокеанскому казачку!

– А вы тут чего?! – рявкнула на новобранцев Ирка.