Бросок акулы

Оникс осматривал поле боя, ища признаки жизни. С наступлением ночи над горой Стракенберг все выше поднималась на востоке полная бледная луна. На гребне горы разбили свой лагерь остатки армии Белых Медведей, охраняя вход на ведущий к Айсгардену перевал. За лагерем находился их легендарный город, но его ворота были заперты для Медведей. Как только остатки стурмландцев будут окончательно разбиты, перед Ониксом откроется прямая дорога к промерзшему городу. Ждать этого осталось недолго, и Оникс уже послал весточку своей сестре в Хайклифф с просьбой прислать ему подкрепления и пушки. Как можно больше пушек. Черный гремучий порошок бастийцев – порох – поможет им сокрушить городские стены Айсгардена. Взять город было необходимо, слишком много поставлено на карту, чтобы оставлять Айсгарден под властью Черной Руки. В недрах горы под Айсгарденом таятся несметные сокровища, и вскоре они должны будут оказаться в других руках – руках Пантеры.

После гибели Генрика и нападения Диких Волков ряды стурмландской армии значительно поредели.

Командование над остатками армии, как предполагал Оникс, взял на себя герцог Берган. «Возможно, еще один верлорд, с которым мне предстоит сразиться лицом к лицу», – думал лорд – пантера, осматривая залитый лунным светом горизонт.

Решив покинуть печальное, усеянное мертвыми телами стурмландцев поле боя, Оникс отправился назад, сопровождаемый парой громадных черных ягуаров. Когда он подходил к своему лагерю, навстречу ему выкатился шериф Мюллер.

– Можно вас на одно словечко, милорд? – спросил он, нервно ломая пальцы. Ягуары негромко, но грозно зарычали на лорда Дурных земель.

– Хоть на два, – пробурчал Оникс, спеша к своей палатке.

– Речь о Лесовиках, милорд!

Оникс остановился, обернулся к Мюллеру, вопросительно приподнял бровь.

– Вам бы лучше самому пойти и взглянуть, милорд, – закончил шериф и замолчал.

Оникс быстро пересек лагерь, идя вслед за Мюллером, который направился прямиком к превращенным в полевой лазарет палаткам. Черные кошки брели сзади. Над тесно стоящими друг возле друга палатками раздавались крики. Здесь обученные магистрами медицины в Хайклиффе полевые медики ухаживали за ранеными. Лечили они их традиционно, с помощью трав, ну и конечно, молитвами полковых жрецов и жриц Бренна. В последнюю неделю бои усилились, прибавилось забот и у медиков.

– Это мой парень с конюшен, тот самый, которого на прошлой неделе покусал Дикий Волк, – пояснил Мюллер.

– Лежать, – приказал ягуарам Оникс, и кошки послушно припали на животы рядом с входом в палатку.

Дежуривший возле палатки солдат откинул полог, и лорд-пантера прошел внутрь. Следом за ним последовал Мюллер.

Первое, что поразило Оникса, было отсутствие в палатке других кроватей, кроме одной, установленной в центре лазарета. Всех, кто раньше лежал здесь вместе с несчастным конюхом, перевели в другое место. Завывающий, рычащий пациент был скрыт от глаз Оникса спинами сгрудившихся возле кровати зевак, а сама кровать скрипела и стонала под напором мечущегося на ней больного.

Оникс бесцеремонно протиснулся сквозь толпу. Стоявший возле кровати медик с озадаченным видом скреб свою бородку, за его плечом шептала молитвы полковая жрица. Здесь же присутствовали все члены военного совета, лица у них были напряженными и осунувшимися.

– О, какие люди! – хмыкнул Оникс, подходя ближе к дергающемуся в конвульсиях пациенту. – Если бы не знал вас достаточно хорошо, решил бы, что это переворот или что-то в этом роде.

– Не спешите с выводами, это может оказаться похуже любого переворота, – сказал лорд-журавль Скин, отступая в сторону.

Измученный, крепко привязанный к кровати ремнями человек совершенно ничем не напоминал того крепкого, розовощекого парня, которого покусали в начале прошлой недели. Он извивался, рвался на свободу, ремни глубоко впивались ему в кожу. За неделю грудь парня взбухла, увеличилась вдвое и покрылась, как и все его деформированное тело, черной жесткой шерстью, которая гуще всего была на горле.

– Теперь я понимаю, почему она так горячо молится, – заметил Оникс, взглянув на шепчущую полковую жрицу.

Голова парня выглядела так, будто ее расплавили как воск, а затем слепили заново в виде карикатурной головы волка. Челюсти конюха сильно вытянулись, в них прорезались мощные клыки, с трудом помещавшиеся у него во рту, поэтому зубы парня были плотно стиснуты, и сквозь них прорывался лишь звериный рев, а с губ капала желтая слюна. Нос парня заострился и одновременно приподнялся вверх, кожа на кончике носа заметно потемнела. Глаза конюха стали желтыми, с налитыми кровью белками.

– Как давно это с ним? – спросил Оникс.

– Сама рана от укуса прошла очень быстро, на следующий же день, а вот лихорадка все время лишь усиливалась, – ответил полевой медик. – Мы с коллегами предположили, что у него заражение крови, и сегодня днем над ним был проведен ритуал предсмертного очищения. – Он кивнул в сторону шепчущей жрицы.

– А когда начались… перемены? – спросил Оникс, протягивая к парню руку.