Брук

После того как мы их прогнали, мы с Хайдом возвращаемся на пост, ожидая утреннюю смену. Мы обсуждаем Уилана. Я удивлена возвращением рыбака — Уилан всегда был таким гордым, таким упрямым — но Хайд не удивлен.

— Ты не знаешь пограничных земель, — говорит он мне. Он прав. Я их не знаю и знать не хочу. — Гордость — это первое, что ты теряешь, — продолжает он. — И это самое безболезненное. Весь фокус в том, чтобы держаться за свою честь. Там нет никаких законов. Никаких правил, кроме тех, по которым ты сам решил жить. — Он слабо улыбается мне. — Если ты ими пренебрежешь, то станешь врагом самому себе, и это уничтожит тебя быстрее, чем что-либо другое.

Я смотрю на него, удивляясь тому, как все, что он говорит, интригует меня. В голову лезут вопросы, но я не знаю, с чего начать. Я просто хочу, чтобы он продолжал говорить.

Хайд вопросительно поднимает брови.

— Нам было хорошо вместе, — выпаливаю я, просто чтобы что-то сказать, и мне хочется пнуть себя. Я имела в виду, как мы хорошо справились с Уиланом. Было похоже, что мы были на одной волне на протяжении всей встречи. Мне не хочется, чтобы он подумал, что я имела в виду что-то большее.

Я не хочу ранить Хайда. Надежда, которую я видела в его глазах — драгоценна, и я боюсь, что уничтожу эту его часть. И если я сделаю это, я могу потерять связь с этим воином, который свиреп и совершенен рядом со мной. Этого поэта, чьи слова мерцают, как звезды перед моими глазами.

Улыбка расползается по губам Хайда. Он ласковый, понимающий и нежный.

— Определенно, — говорит он. — Это было незабываемо.

Я все еще не знаю, говорим ли мы о нашем поцелуе или о нашем выступлении против Уилана, но это не имеет значения. Я больше не боюсь. Я знаю, что бы ни случилось между нами, Хайд и я будем в порядке.

— Так и было, — соглашаюсь я. — Уверена.

Когда прибывают утренние патрульные, мы вводим их в курс дела, а затем возвращаемся в пещеру, где собираемся в Боевой комнате — маленьком пещерном зале, который Перри использует для обсуждения важных вопросов.

Здесь есть стол — длинные деревянные козлы, принесенные из поселения, скамейки и стулья. Я плюхаюсь на одно из них. Я никогда не думала, что сидеть на стуле будет казаться такой роскошью.

Хайд сидит слева от меня. Напротив — Риф, Маррон и Перри. Они молча слушают нас, их лица серьезны, пока мы с Хайдом по очереди описываем то, что произошло.

— Дерзко с их стороны, — хрипло бормочет Риф. — Они знают, что им здесь не рады.

Дерзко — не то слово. Я все еще не могу справиться с желчью Уилана.

Я смотрю на Перри, ожидая его реакции. Я ненавижу Уилана за то, что он предал мой клан, но это личное для Перри. Уилан оскорбил его перед Потоком. А еще есть Грей, который пытался отравить Арию. Но Перри кажется спокойным. Задумчивым. Совсем не так разъярен, как я ожидала.

— Он пришел не для того, чтобы загладить свою вину, — произносит он.

— Он сказал, что хочет прощения, — отвечаю я.

Перри качает головой.

— Это предлог. Сказка, которую он выдумал, чтобы объяснить, почему он здесь. Уилан знает, что я никогда его не прощу. Он не рискнул бы вернуться, если бы ему что-то не было нужно.

Я поджимаю губы. Я не подумала, что Уилан мог вторгнуться на нашу землю с другой целью.

— Может быть, он пытался добраться до поселения, — предполагает Риф. — Там все еще есть припасы, и они не охраняются. Мы оставили после себя много ценного. Они могли бы принести человеку некоторую власть в пограничных землях.

Что правда. Мы не могли забрать с собой в пещеру все наши вещи. Инструменты. Мебель. Одежду. Нам пришлось оставить большую часть наших припасов.

Маррон качает головой.

— Правдоподобная теория, но маловероятная. Пешком шли только трое. Увозить вещи было бы непрактично и трудно. Я не знаю, оправдают ли эти усилия вознаграждение за них. — Он смотрит на Перри. — Ты не думаешь, что он мотивирован местью?

Еще одна затяжная пауза, пока Перри обдумывает услышанное. Я думаю, что у Перри есть целый ряд воспоминаний с Уиланом. Он Видящий, как и я, поэтому его воспоминания будут сплошь визуальными. Но он еще и Чувствующий. У Перри остались все воспоминания о том, что несет в себе характер Уилана. Они сформировали бы шаблон, надежный способ предсказать его поведение. И, работая в обратном направлении, корень поведения — мотивацию.

Наконец, он отвечает.

— Уилан любит себя больше, чем ненавидит меня.

Маррон кивает, словно это утверждение имеет какой-то смысл.

— Значит, самосохранение. Им движут внутренние, поддерживающие жизнь потребности.

— Ему нужно укрытие, — говорит Риф.

— Пещера и запасы еды, которые у нас здесь есть, — говорит Маррон, кивая. — Это то, что идет после.

Я помню, как голос Уилана сорвался на слове «домой». В его устах это прозвучало слащаво, и теперь я распознаю в этом тоне фальшь. Дом подразумевает эмоциональную привязанность, но это не то, чего он хотел. Уилану нужна была крыша над головой.

— Но их было всего трое, — говорит Хайд.

— Ты говорил мне, что когда они ушли, то забрали с собой треть клана, — говорит Маррон Перри.

— Четверть. Почти сто человек.