Брусилов

Игорь доискивался причин, Он искал их в предательской работе Распутина, в слабости верховного, в бездарности Эверта и Куропаткина. Он смутно находил их в обездоленности народа, в его тщетных поисках «берега», которого он лишен на своей родной земле... Опять приходило на память по-новому понятое словцо: «достигнем»...

«Но если живет такая уверенность, то откуда же недовольство?» — спрашивал себя Игорь.

И тут же ему вспоминался разговор с пленным австрийским офицером-поляком. Игорь допытывался у офицера: что заставляет его — поляка — воевать в рядах австрийцев и немцев против русских, своих единокровных братьев-славян? Смолич пересказал офицеру добросовестно все, что ему преподал Брусилов, и то, что было почерпнуто им в наспех проглоченной книге о Польше. Эту книгу достал Игорю Клембовский.

Офицер выслушал Игоря учтиво-сдержанно, поджав тонкие губы.

— Я вижу, что пан капитан хорошо начитан в нашей истории,— сказал он,— это делает честь пану капитану. Не всегда приходится иметь дело с таким интеллигентным офицером... Действительно, мы очень часто попадали в лапы германцев. И не скажу, чтобы это было нам на пользу. Но пан капитан задал мне вопрос, почему мы сражаемся в рядах австрийской армии? А разве вы не знакомы с историей своей собственной родины?

Игорь, не понимая причины, покраснел.

— Но в нашей истории, как мне кажется, не было случая, чтобы русские дрались на стороне своих поработителей!

— Так, пан капитан,— опустив голову, с подчеркнутым почтением ответил поляк, — прошу извинения, если я не точно выразил свою мысль. Но я не то хотел сказать. Я хотел спросить пана капитана: разве он сам и другие, такие, как он, интеллигентные русские люди, не захотели бы уйти из своей вечной тюрьмы в какое-нибудь другое место, посвободнее?

Поляк не поднимал глаз, Игорь краснел все более. Ему стало душно, ему захотелось ударить военнопленного изо всей силы по его надменно склоненной голове, но он не находил в себе решимости даже возразить ему. Он не разобрался в ту минуту прав или лжет на Россию поляк, но что-то, помимо его сознания, подымалось со дна души щемящей болью и стыдом. 0н встал и обратился к военному следователю-прапорщику:

— Продолжайте допрос без меня. Я должен уйти.

Игорь старался отогнать от себя мысли об этом диалоге... Только ночью с еще большей горечью и настойчивостью вернулся мысленно к нему. «По его мнению, Россия — тюрьма... Не хочу верить! Ну, допустим, для него, поляка — это так. Допустим, для Ожередова нет в России «берега»... Но он все-таки не поехал! не поехал искать его в чужих краях! — вскрикнул Игорь так громко и так счастливо, точно это воспоминание сняло разом все оскорбление и боль. — Как это он сказал тогда?..— стал припоминать Игорь, сев на кровати, потирая висок:— Ну же! Ну! Дай Бог памяти!.. Ах да! «При чужом народе состоять — последнее дело!» Вот что сказал русский человек. И так скажет каждый русский! Каждый! Пусть тюрьма! Мы ее сломаем и останемся на том же месте... Сломаем? — переспросил себя Игорь.— Значит, действительно тюрьма? Но как же тогда Брусилов? Он разве не знает? Не видит? Ведь это же страшно!.. Биться головою об стенку... Знать, что ни делу твоему, ни слову нет нужного разрешения и нет в них непреложной для всех правды... Какую страшную участь избрать себе и нести добровольно...

Вот он задал мне задачу растолковать полякам... А разве он сам не знает их ответа? Он верит в свою правду — и она, конечно, правда! Но как втолковать ее другим, если эта правда не может иметь действия, потому что нам — подданным Русской империи — стыдно за самих себя...

Но Алексей Алексеевич говорит эту правду, верит ей и действует согласно этой правде, наперекор торжествующему злу и лжи,— мучительно продолжал думать Игорь. — Значит ли это, что он не видит неминуемого торжества зла, не чувствует победоносной лжи? Значит ли, что он Дон-Кихот? Нет. Он практик, трезвый, разумный, глубоко и далеко глядящий человек. И в этом его сила. Значит, ему открыта такая правда, которая не страшится стыда. И это дает ему силы действовать».

XV

Только много дней позже пришло наконец к Игорю, как ему казалось, правильное разрешение заданного себе мучительного вопроса.

В тот день он получил письмо от жены, присутствовал, как дежурный, на обеде, данном в честь приезда великого князя Сергея Михайловича, и допрашивал очередного немца. Эти обстоятельства, ничего между собой общего не имеющие, странным образом сочетались и привели Игоря к сознанию о необходимости действовать...