Брусиловская казна

Грибы росли кругом: в лесной чаще и на открытых полянах, под мхом и в придорожной канаве. Вскоре Казанцеву надоело однообразное занятие, и он стал наклоняться только тогда, когда обнаруживал под бугорками, усеянными сосновыми иголками, очередную колонию зеленушек. Быстро срезал самые крупные экземпляры и отправлял в плетёное лукошко, предоставленное заботливым отцом Серафимом. Вскоре оно было полно.

Теперь можно сосредоточиться и на главной цели своего приезда.

Павел быстро разыскал место, где стоял штаб его полка – там в Первую мировую русские срубили православную церковь, позже уничтоженную австрийцами, – её расположение выдали ещё оставшиеся следы некогда бушевавшего тут пожара.

Оглянулся. И ничего больше узнать не смог.

Окружающая местность сильно изменилась. Даже лес стал иным. Часть высоченных сосен вырубили, остальные – проредили, лещина выросла и уже не представляла собой труднопреодолимой чащи.

Куда идти?

Ах, да… Вот – просёлочная дорога. По ней он скакал за возом рядом с вахмистром Пушновым. Но и она теперь стала шире, просторнее.

Казанцев ускорил шаг.

Вот, вот моя берёзка…

Нет. Слишком мала.

За двадцать три года – почти четверть века! – она должна была вымахать до небес. Да и засечки на стволе нет.

Павел потыкался то налево, то направо, припадая то к одному дереву, то к другому, но определиться окончательно с местом нахождения казны так и не смог.

А если б и определился – что дальше?

Брать лопату и раскапывать пол-леса?

Увидят, донесут.

НКВД – это вам не какая-то дефензива[34], церемониться не станет. И всесильный Яблоков не поможет.

Нет, спешка в его случае подобна смерти.

Лучше немного потерпеть. Чтобы позже придать хоть какую-то видимость законности своим изысканиям. Для этого надо дождаться момента, когда окончательно будут сформированы все институты, все органы новой власти.

И уже потом, заручившись поддержкой этих самых органов, приступить к решающей фазе намеченного мероприятия…

13

Яблоков прибыл в Луцк как раз в канун очередной – двадцать второй по счёту, годовщины Великого Октября и сразу занял одну из самых высоких должностей в недавно образованном управлении НКВД в Волынской области.

Главной своей задачей он видел не только становление Советской власти на новых землях, но и всяческое содействие «красному разведчику» Казанцеву, законспирированному в системе под псевдонимом Доктор. О его секретной миссии больше не знал никто, даже начальник управления Иван Митрофанович Белоцерковский, недавно ставший старшим майором. Такое условие хитрый Сергей Эдуардович поставил перед высшим руководством в Москве накануне своего назначения, мол, поеду на «западенщину» только в том случае, если мой личный агент получит полную свободу действий. На вопрос: «Зачем это вам?» ответил: «Павел Алексеевич служил в царской контрразведке и хочет привлечь к работе на советскую власть свою старую агентуру». Понятное дело, такой благородный порыв не мог не получить благословения высокого начальства.

Седьмого ноября заговорщики наконец встретились в Луцке. Казанцев вкратце обрисовал положение дел в Кашовке и с сожалением заметил, что раньше весны там делать нечего – вчера на Волыни выпал первый снег, вот-вот ударят крепкие морозы и добраться до казны, даже если удастся установить её местонахождение, будет невозможно.

А вот для миссии Ковальчука зима – самое подходящее время года. Работы в селе нет. Народ сидит по домам и чешет языки. Только успевай записывать – нет, лучше всё-таки запоминать!

Яблоков сделал всё, чтобы Иван вернулся в родные места, как можно раньше. Но бюрократическая машина решила по-своему.

Поэтому на Волынь тот попал только в начале января 1940 года.

14

Это может показаться странным, но ранее Ковальчук никогда не покидал пределов Кашовки.

Впрочем, не только он.

При панской власти такая судьба была уготована чуть ли не каждому украинцу: всю жизнь горбатиться в одном селе.

И вот он идёт по Луцку.

Ладный, ухоженный.

При деньгах, при положении.

Всё это только благодаря Советской власти! Она сделала его Человеком. Воспитала. Дала образование. Наконец, принесла долгожданную свободу на родную землю.

«Я обязан ей по гроб жизни, – думал Иван по дороге в областное управление. – Вот найду клад – и верну его государству. Пусть строит школы и больницы для рабочих и крестьян!»

15

– Капитан Ковальчук для дальнейшего прохождения службы прибыл! – сначала бодро отрапортовал Иван и только затем бросил пристальный взгляд на лицо заместителя начальника управления, медленно поднимающегося из-за письменного стола, установленного в тёмном углу длинного и узкого кабинета. «Чёрт возьми, это же Яблоков!»

– День добрый, дорогой Сергей Эдуардович!

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Вы уж простите моё штатское обращение… Я это от радости, без злого, так сказать, умыслу…

– Устав, субординацию (Яблоков умышленно выделил и подчеркнул голосом последнее слово, намекая, что не допустит и малейшего панибратства) чекисту необходимо соблюдать и в радости, и в горе.

– Есть соблюдать, товарищ майор!

– Ну, ничего… Отдел сегодня примите или немного отдохнёте с дороги?