Брусиловская казна

– Кто были ваши главные враги?

– Гитлеровцы и полицаи… Мы защищали местное население, не давали угонять людей в Германию, отбивали конфискованный у крестьян скот. А советских партизан не трогали. Поймаем, отберём оружие, дадим копня в дупу – и отпустим на все четыре!

– Какие сражения запомнились более всего?

– Бой возле села Яновка. Уж больно много моих друзей там полегло… Но и немчукам дали неслабо. Одного из них даже в плен взяли. Славный такой малый, он нам в походах кушать варил. Позже обменяли его на двух наших…

Кливанскому не терпелось немедленно перейти к более материальным вещам – казне и схронам, но я настолько увлёкся, что не давал старику передышки…

– За участие в УПА вы преследовались Советской властью?

– А то как же! Получил положенные двадцать пять плюс пять. Отбывал наказание в Норильске. Много работал на лютом морозе, но зла на русских не держу…

– Когда освободились?

– В 1956-м… Как говорится, откинулся по «половинке»…

– В то время только-только сложили оружие некоторые непримиримые. Они проведывали вас?

– Бывало – заходили, но никаких новых идей не предлагали…

– Не звали резать учителей, библиотекарей?

– Может, кто и резал, только не наши парни! Некоторых из них рекрутировали в 1944-м, некоторых выслали в Сибирь, так что против мирных жителей даже физически воевать они не могли. Террор вершили в основном бывшие полицаи. Жаль, что порою нас ставят в один ряд с ними. Возьмите, например, меня… Разве б вернулся я домой, если б на моих руках была кровь односельчан?

– С кем из ветеранов УПА вы поддерживаете сегодня связь?

– А это пусть они сами скажут.

– Безногого, безногого знаете? – не выдержал Владимир.

Пархотюк лукаво улыбнулся и дал отрицательный ответ. Может, из-за того, что Клёва говорил с заметным русским акцентом?

– Ещё нас интересуют схроны, – попытался направить разговор в нужное русло Леонид.

– Зачем? – насторожился Василий Сафронович.

– Мы хотим взять их под охрану короля Ореста! – неуклюже пояснил Владимир Григорьевич.

– Нет. Не знаю, – вдруг пошёл в отказ Ворошилов.

Я прострелил Клёву презрительным взглядом и снова взял инициативу в свои руки:

– Кроме творческой мы занимаемся еще и поисковой деятельностью. Устанавливаем памятные исторические места, связанные с событиями Первой и Второй мировой войн, организацией повстанческого движения в Украине. В ваших местах ходит легенда о брусиловской казне. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Говорят, что казна зарыта на Поповом поле.

– Что? – вскрикнул Кливанский и… окончательно вспугнул старика.

– Пусть Лёня вас туда сводит. А мне пора до дому…

– Погодите… Сейчас будет машина. Мы вас отвезём…

Но ветеран почувствовал подвох и уже спешил со двора.

28

Через пару минут в наш двор через распахнутые ворота, громко сигналя, въехал знакомый «мерседес». Рядом со Славиком сидел ещё кто-то. Приглядевшись, я узнал Яшу.

– Он прибыл по моей просьбе, – пояснил Клева. – Воспользуемся гостеприимством хозяев и поживём недельку на горыще…

– Моего согласия уже не требуется?

– Тебе здесь не нравится?

– Нет, почему же… Но с каких пор ты всё решаешь за меня?

– Извини.

– И вообще… Мне надо предупредить родных…

– Мы это предусмотрели. Яша, принеси мобильник, – наслаждаясь произведенным эффектом, распорядился Владимир.

Я набрал код, домашний номер и вскоре услышал в трубке мамин голос:

– Алло.

– Привет, мамуля!

– Ты откуда? Звонок вроде как междугородний…

– Из Кашовки. Отдохну, покупаюсь-порыбачу… пока погода…

– Ты с кем?

– Не переживай… Нас целая банда.

– Хоть не пейте…

– Тут одни трезвенники.

– Когда вернетесь?

– Денька через два-три…

– Сразу позвони.

– Непременно, мам…

– Целую!

И в трубке раздались короткие гудки.

– Ну, как, уладил проблему? – то ли спросил, то ли констатировал факт Князь Кливанский.

– Да, спасибо…

– Теперь – по коням, и на Поповое поле! Лёня, ты готов?

– Какой там, – пробурчал Ткачук. – Я без завтрака – ни шага!

– Знаем мы ваши завтраки!

Но в этот раз горилку на стол даже не ставили. Только колбасу и травяной чай.

После чего все пятеро стали упаковываться в автомобиль.

– Давай на Софьяновку! – громко приказал наш проводник, оккупировавший переднее сиденье.

– Куда-куда? – повернув лицо к шефу, спросил Славик.

– Не знаю, слушайся его.

– Направо… У второй развилки – налево… Теперь километров пять только прямо!

«Мерс» еле полз по ухабистой лесной тропе, время от времени бросаясь то влево, то вправо, чтобы объехать очередное неожиданное препятствие: то ров с водой, то поваленное дерево… Как вдруг дорога расширилась и разделилась на два потока, огибающих островок с длинным рядом стройных берёзок. На нем стояли какие-то каменные глыбы…

– Стоп! – заорал я.

Как оказалось, это были могилы русских воинов, погибших в Первую мировую. Сразу вспомнился Комаровский. Как мы не догадались хотя бы оставить его «Кеннон»?

– Яша, сфотографируй памятники, – в очередной раз прочитав мои мысли, распорядился Владимир. – А то писатель умрёт от горя.

29

Мы проехали ещё с полтысячи метров и, когда лес остался позади, остановились посреди голой равнины.

– Вот оно, Попово поле! – торжественно сообщил Леонид. Только почему-то шёпотом.