Брусиловский прорыв

Блестящая победа армий Юго-Западного фронта, тем более пьянящая, что совсем недавно казалась невероятной, в самом буквальном смысле всколыхнула страну. Войска и штабы заваливались потоками приветственных поздравительных телеграмм со всех концов империи и союзных держав. Сам А. А. Брусилов впоследствии писал: «Все это время я получал сотни поздравительных и благодарственных телеграмм от самых разнообразных кругов русских людей. Все всколыхнулось. Крестьяне, рабочие, аристократия, духовенство, интеллигенция, учащаяся молодежь – все бесконечной телеграфной лентой хотели мне сказать, что они – русские люди и что сердце их бьется заодно с моей дорогой, окровавленной во имя родины, но победоносной армией». Великий князь Николай Николаевич прислал своему старому соратнику и коллеге (с 1883 по 1906 год Брусилов служил в Офицерской кавалерийской школе, работавшей под патронажем генерал-инспектора кавалерии великого князя Николая Николаевича) лаконичную телеграмму: «Поздравляю, целую, обнимаю, благословляю». Сам император телеграфировал главкоюзу: «Передайте моим горячо любимым войскам вверенного Вам фронта, что я слежу за их молодецкими действиями с чувством гордости и удовлетворения, ценю их порыв и выражаю им самую сердечную благодарность». А 29 мая ген. А. А. Брусилов получил новую телеграмму от императора Николая II, который дал свою оценку начавшейся операции Юго-Западного фронта: «Приветствую Вас, Алексей Алексеевич, с поражением врага и благодарю Вас, командующих армиями и всех начальствующих лиц до младших офицеров включительно за умелое руководство нашими доблестными войсками и за достижение весьма крупного успеха. Николай»[69]. Непосредственной же наградой (20 июля) за успешный прорыв стало Георгиевское оружие с бриллиантами (одно из восьми, пожалованных генералам в период Первой мировой войны)[70].

Страну захлестнул пьянящий вал вновь забрезжившей после поражений 1915 года победы, подкрепляемый восторженными письмами с фронта. Военные цензоры сообщали в эти победные дни, что войска уверены в победе и рвутся вперед, что «настроение армии неописуемое… такого настроения никто не ожидал», что «окончательная полная победа солдатам кажется не только неминуемой, но и близкой»[71]. Блестящие победы имели следствием подъем духа, уверенность в конечной победе, надежду на самое скорое окончание войны. Начальник 4-й стрелковой дивизии, шедшей на острие удара 8-й армии, ген. А. И. Деникин 26 и 31 мая писал К. В. Чиж: «…22-го начался страшный бой, 23-го разбили наголову австрийцев, 24-го преследовали, 25-го опять большой бой, овладели важной стратегической линией и сегодня отдых… Благодаря доблести стрелков мне удалось взять 9500 пленных, 26 орудий и т. д… все больше и больше развертывается картина колоссального разгрома австрийской армии. Больше нет места пессимизму. Подъем необычайный. Никогда не бывалое превосходство материальных сил, перевес числа, а про дух я и не говорю…»[72]

Действительно, артиллерийский огонь сметал все живое в неприятельской обороне, пехотинцам фактически оставалось лишь брать в плен тех немногочисленных австрийцев, что успевали укрыться в заваливаемых орудийными разрывами землей убежищах. Враг бежал… вот именно, что бежал. Такого солдаты не видели с начала войны, с августа – сентября 1914 года.

Впервые, после целого года череды поражений и постоянного отступления, войска знали, что снарядов вдоволь, что патроны и винтовки всегда будут, что первые эшелоны атаки впервые идут в бой в стальных касках, что каждый солдат снабжен противогазом. И что, наконец, вся страна с ними, что страна целых четырнадцать месяцев ждала от них победы, и вот она – ПОБЕДА! Оставалось лишь правильно использовать победу не только как некое материальное явление, но и как фактор несоизмеримо большего порядка – духовного. И это последнее лежало уже в сфере деятельности командования.