Бруски. Книга IV

Зал приглушенно загудел, в зале люди приподнялись с мест, потянулись к Сергею Петровичу, и казалось — стоит только ему крикнуть: «Вот враг, бейте его!» — все кинулись бы на призыв. Но люди еще не видели врага, не знали, где он, несмотря на то что враг сидел тут же, неподалеку от. Сергея Петровича. Но о нем люди ничего не знали, и никто не заметил, как его бледное, точно мучное лицо то и дело покрывалось красными пятнами.

— А может, враг среди нас? Может, враг — я? Вот я выступаю перед вами, говорю за советскую власть, а может, я делаю другое? Может, я с целью защищаю Кирилла Ждаркина? Может, и меня и его надо к стенке, к чертовой матери отправить, чтоб мы и землю не поганили?

Зал замер, а Кирилл вдруг понял, что Сергей Петрович идет в наступление — решительное и дерзкое, — и Кирилл поднялся, стал позади него, загораживая собой от удара в спину.

— Где ж враг? А может, враг вот ты? — Сергей Петрович ткнул пальцем в Захара Катаева, и все головы повернулись в сторону Захара, засверлили его глазами.

— Ну что вы? Вот еще. — И Захар удивленно замотал головой.

— Не ты, значит? Не ты?… А может… может… — Сергей Петрович сделал длинную паузу и, переводя глаза с одного коммуниста на другого, медленно повернулся в сторону Жаркова: — А может, ты враг? Молчишь? Жарков?

Жарков сел, затем резко вскочил, опять сел и сунул руку в карман.

— Ничего не понимаю. Что за шутки? — произнес он.

— А-а-а! Шутки? — Сивашев сорвался и с остервенением кинул: — Шутки? Мать!..

Жарков выхватил руку из кармана, и все ахнули: в руке блеснул браунинг. Кирилл со всей силой ударил кулаком по локтю, и браунинг с грохотом упал к ногам Сивашева. Тот поднял его и небрежно бросил на стол перед Жарковым:

— На. Мы пульки-то вынули из ево.

А зал ревел, стонал, зал весь взметнулся и лез на сцену.

6

Кирилл сидел в горкоме партии и читал секретные документы: «Дело контрреволюционной группы Жаркова».

— Ужасная штука, — прерывая чтение, говорил он. — А мы-то были какие вислоухие.

Вначале казалось, что это вовсе не тот Жарков: с белым, как мука, лицом, с благородным лбом и всегда красными от переутомления глазами. Вначале казалось, что это однофамилец, что все это шутка… Но вот Жарков сам говорит в своих показаниях:

«…С Николаем Бухариным я знаком и политически и дружественно давно — еще до империалистической войны. В период же борьбы с Троцким, когда Бухарин нападал на Троцкого, или, вернее, делал вид, что нападает, я воздержался от выступлений… тут, как мне казалось тогда, я предвидел больше, чем Бухарин: я предвидел, что нам придется бороться со Сталиным, и не выступал. Оно так потом и вышло: всем нам — и троцкистам, и зиновьевцам, и бухаринцам, и прочим представителям оппозиционных групп — пришлось сомкнуться и вести напряженную подпольную работу, направленную к одной цели — уничтожить Сталина, уничтожить физически, всеми и всякими способами…»

Временами даже казалось, что Жарков наговаривает на себя. Например, он писал, что принимал врагов партии у себя в кабинете, давал им читать секретные документы Политбюро. С секретных документов — и военного и промышленного характера — враги снимали копии и через Жаркова же пересылали эти копии за границу. Он освобождал своих друзей из-под ареста и делал все, чтобы скомпрометировать подлинных коммунистов.

«…И тут мы с особыми политическими взглядами отдельных людей не считались: шли к нам кулаки — мы принимали их, шли явные проходимцы — мы принимали и их, шли даже представители заграничной охранки — мы принимали и их. Лишь бы работали на нашу руку, лишь бы подрывали устои и авторитет Сталина…»

И дело действительно вскрывалось огромное и страшное.

Люди Жаркова сидели в земельных органах, в Наркомпросе, в кооперативных учреждениях, в Академии. Они, подхватив ходячую в то время теорию «мелкой пахоты», ссылаясь на опыт Америки, вводили такую пахоту на полях — и это давало на следующий же год обильные сорняки. Вывешивали села на черную доску, выбирая те села, которые «так или иначе уже замарали себя перед советской властью». «Вот такие села мы в первую очередь и вывешивали на черную доску, потому что по отношению к этим селам у деревенских коммунистов было создано определенное враждебное настроение и их, то есть таких коммунистов, легче было толкнуть на продажу скота у крестьян, на расправу с крестьянами. Так было вывешено на черную доску и село Полдомасово: вся власть принадлежала нам. Нами же был поставлен и тот человек, который ездил по улицам и собирал трупы».