Брусничное солнце

Его прыжок был куда ловчее и грациознее. Короткая вспышка, в которой мир вокруг смазывается и громкий, до невероятного громкий для птичьего слуха хлопок глушит. Чтобы на землю аккуратно опустился черный коршун. С нее размером, не больше, из его клюва вырвался громкий крик, заходили по земле тяжелые огромные крылья, закручивая ветер и, ловко подпрыгнув, он взмыл в воздух.

Как же ей самой взлететь?

Привыкая к новому телу, Варвара сделала несколько неловких прыжков и, только разогнавшись, сумела взмыть в воздух. Ветер тут же подхватил ее, подставил поток под широкие крылья, заполняя душу восторгом.

И она закричала. Громогласно, сотрясая клекотом воздух, поднимаясь выше, к парящему в облаках Якову.

Свобода. Настолько громадная и всеобъемлющая, что о ней и помыслить нельзя было. Ощущение пустоты, широты бескрайнего неба. Ее крик подхватил и понес дальше коршун. Ныряя сквозь облака под палящими лучами солнца, ощущая, как под ними проносится верста за верстой. Как на ладони видны деревеньки, бескрайние поля и озера. Доносятся отзвуки громогласного хохота людей, празднующих Михайлов день, залихватские песни, звуки жалеек и гармони. По полям неслись вскачь серые длинноухие зайцы, аккуратно вышагивали тонконогие косули, пощипывающие подмерзшую траву.

Кто б сказал ей, что мир может быть таким открытым?

Глинка забывалась, с клекотом бросалась камнем вниз, ныряя в воздушных потоках стремилась обогнать мощнокрылого коршуна. Соревнуясь, пикируя к самой земле и распугивая мелкую живность. Забывшая о бедах, забывшая о оголодавшем на болотах человеческом теле. У пня она опускалась другой, переродившейся — прыжок дался легко, боль больше ничего не значила. Счастливо смеясь, она откатилась в сторону, позволяя прыгнуть Якову. И когда он, хохоча во все горло, упал на траву рядом, Варвара потянулась к нему навстречу.

Он больше не пах болотом — холодный воздух, свобода и можжевельник. На мгновение ей показалось, что замерший колдун оттолкнет ее, мягкое касание губ — все, что останется между ними в этот день… Как же Варвара ошиблась. Ошеломленный ее порывом, Яков застыл, а затем с тягучим тяжелым стоном резко подмял барыню под себя, отвечая на поцелуй. Обветренные сухие губы впились в ее — голодно, жестоко, почти неистово. Всасывая ее язык, переплетая с собственным.

И она отвечала. Горячо, влажно, задыхаясь в его широко открытый рот, отвечая на каждое резкое движение губ, зарываясь пальцами в длинные, пологом спадающие черные волосы тонкими пальцами. Как когда-то мечтала, как ночами грезила. Прижимая к себе, пока горячие пальцы Якова очерчивали линию скул, а затем опаляли кожу, спускаясь к груди. Дыхание сбилось, оглохшая от гула собственной крови в ушах, Глинка хватала ртом воздух, глядя затуманенным взглядом в ослепляюще-голубое небо, когда его губы скользнули к линии челюсти, прикусили кожу у уха, всасывая, оставляя отметины.

Она таяла. Растворялась в опьяняющем восторге, плавилась под уверенными касаниями, пока навстречу его рукам вылетало сердце.

Стоило Якову до конца опуститься на нее, убирая вес на один локоть, барыня бесстыдно развела ноги, чтобы удобно обхватить торс колдуна. Когда он плавно качнул бедрами, скользя напряженным членом у ее промежности, Варвару почти вынесло из собственного тела, со стоном она приподнялась, желая большего, прогнулась в спине.

Потому что все происходящее было так болезненно нужно, так правильно, как никогда раньше не ощущалось. Потому что сейчас его привычно прищуренный и серьезный взгляд лихорадочно пылал. Этот голод был общим.

— Что же ты делаешь… — Рычание у самого уха обдало кипятком, выбило из легких рваный выдох, потому что она вновь подмахивала бедрами, повторяя скользящее влажное движение. Желая большего. Ей так хотелось ощутить его внутри себя…

Сама. Эта мысль заставляла Якова потерять остатки человечности и здравомыслия.

Влажная, жаждущая, восторженно мягкая и отзывающаяся на любое касание. Распростертая под ним, открытая.

С глухим стоном он опустился ниже, прихватил зубами напряженный сосок, а затем зализал свою грубую ласку, оставляя тягучий влажный след. Тонкие пальцы Варвары тут же вцепились в его волосы, требовательно сжали, она сдавленно охнула, выгнулась навстречу так, что вот-вот захрустят позвонки.

Ненормальная. Такая отчаянно сумасбродная… Как же суметь остановиться?

Рука Якова скользнула вниз по впалому животу, дорожке ребер, а затем опустилась на внутреннюю сторону бедра, выводя дразнящие круги по чувствительной коже. Пока он целовал пылающие щеки, скользил языком по лихорадочно бьющейся голубоватой вене на шее. Пока с тихим поражающим всхлипом Варвара не потянула его за плечи, пытаясь опрокинуть в густую сухую траву, прикрытую пологом опавших листьев.

Еще немного и он потеряет контроль, забудет о собственном решении, оступится.