Брусничное солнце

— Как посмела? Шумишь, кричишь, своим воем всю округу переполошила.

Вкрадчивый голос пустил по телу мурашки ужаса. Представляя болотного Хозяина, Варвара ждала голодных хрипов, низких зловещих нот, клокочущей в словах ярости… А тот оказался мягким и нежным, спокойным, как стелющаяся по мутной воде тина. И то было во сто крат ужаснее. Она распахнула глаза. Перекатилась на спину, дернулась было вперед, чтобы сесть, и тут же вжалась обратно в сырую болотную землю. Судорожно сжались руки, лопнули под пальцами перезревшие брусничные ягоды.

Хозяин болот нависал сверху. По паучьи широко расставив у ее головы руки, он опустился так близко, что холодное дыхание щекотало висок. А глаза… Черные омуты, в которых едва различишь, где заканчивается зрачок и начинается радужка. Ледяные, пустые, будто нет за ними никакой души. Ничего живого нет. Во снах он виделся иным, в таких ярких видениях он не обнажал острые, словно иглы, зубы у пульсирующей вены на глотке. Не слизывал горячим языком бисерины крови с расцарапанной челюсти.

— Разве не рада меня видеть? Досадно. Взглядом дыру прожигаешь, сама же кликала, кровь по себе пустила. Красива, как солнце. Моим брусничным солнцем будешь?

Насмехается, это слышится в каждой ноте мягкого голоса. Ждет, когда она отречется от слов, с отчаянием брошенных в воздух. Ждет, когда с испугом зажмурит глаза, начнет молить о пощаде, попросит позволить уйти из болот.

Она шумно сглатывает, дергается горло под тонкой кожей, которой тот касается кончиком острого носа. Еще немного и отдаст богу душу. Страшно-то, мочи нет, как страшно…

Варя оживает, спадает мутная пелена оцепенения, она заставляет себя медленно выдохнуть, отпуская зажатую рану на боку. Потянуться к нему алой рукою, протянуть открытую ладонь. Нужна кровь? Ну же.

— Кем захочешь, тем стану. Но молю, помоги.

Суженный насмешливый взгляд изумленно расширяется. Всего на миг в нем всколыхивается, поднимается из глубин удивление. Холодные пальцы бесцеремонно цепляют ее руку, задирают мокрый прилипший к коже рукав. Рану. Он ищет рану. Барыня понимает не сразу — нечисть придирчиво дергает рукава, заставляет повернуть голову то в одну, то в другую сторону.

— Чудно, чудно… — Бормочет едва слышно, с каждым новым словом раздражаясь все более. Когда его взгляд цепляется за разукрашенную алым дыру в рубахе, резким рывком он всем телом дергается вниз. Опускает голову к прорехе, цокает остроконечным длинным языком, проводя им по иглам-зубам.

Вот-вот вопьется в тело, насмехаясь над ее покорностью. Варвара не знала, унес ее сознание страх с напряженным ожиданием, или малокровие. Последнее, что она помнила — был громогласный треск рвущейся ткани и жаркое дыхание, опалившее ребра. Он драл на ней жалкую рубаху зубами.

Перед тем, как темнота под веками стала слишком плотной, непробиваемой, она услышала отзвук его слов:

— Не умрешь — договором станешь повязана… Ой не дотянешь ты барыня, плоха совсем. Сдается, закатится мое брусничное солнышко раньше времени…

Тело оторвалось от мягкого мха, на прощание царапнула щеку покинутая тонкая веточка брусники, покатились из волос сбитые нежитью ягоды. Голова запрокинулась и Варвара уже не увидела, как болотный Хозяин взвалил ее на широкую осклизлую спину болотника, отправляясь в обратный путь.

* * *

Как же долго она не могла сбежать от своих снов. Они всегда нагоняли ее — на закате, рассвете или в полуночи. Заставляли дрожать, цепляясь за липкие от пота простыни, выбивали дух из тела, пускали гусиную кожу по рукам и меж лопатками. А сегодня ей стало тихо. Вязкая темнота — порою в ней разжигались болотные светло-зеленые огоньки, но стоило зацепиться за них вниманию — они тут же ускользали. Покой. Нет ни боли, ни страха. Ее самой там нет.

— Не для того я с тобой нянчился, чтоб ты концы под моим домом отдала. Глотай, сказал! — Сознание медленно ворочалось, не желало возвращаться в избитое тело, а во рту стоял густой вкус мертвечины. Варвара сплюнула и закашлялась.

Раздалось гневное рычание, голову мотнуло в сторону так, что хрустнули шейные позвонки. Нижнюю челюсть сжало до хруста, опалило болью. Снова полилась в глотку плавящая отрава, барыня забилась в цепкой хватке, попыталась вывернуть голову, выплюнуть. И тогда кровожадная тварь попросту зажала ее рот и нос, лишая воздуха, заставляя в ужасе распахнуть глаза.

Отравит. Измывается. Тонкие пальцы с неровными поломанными ногтями вцепились в его запястье, дернули что есть сил. Даже не шелохнулся — в черном взгляде горела сосредоточенная злоба, губы приоткрылись, обнажая ровный ряд острых зубов. Он оскалился.

— Пей. Или пей, или сожру. Не подавлюсь, что мне время попросту тратить на тебя.

Белоснежные клыки оказались совсем рядом у ее щеки и Варвара поспешно сглотнула. Рука тут же соскользнула с лица, и она зашлась судорожным кашлем, хватая воздух. Попыталась свернуться в клубок.