Брусничное солнце

И в глазах его зажглось ликование. С выдохом, полным облегчения, он неспешно кивнул, впираясь в нее немигающим взглядом. Всего одно слово. А внутри поднялась такая рокочущая буря.

— Да.

Все стало так просто и легко, что ей бы рассмеяться, чуя облегчение. Не жадная до мяса нечисть пировала на чужих костях — деревню губил обиженный судьбой, изломанный юноша. Он мстил. Как когда-то пообещал убийцам своей матери. Выждал время и пришел за каждым, не надеясь на брошенное в детстве проклятие. Вот, почему он не трогал многих. Вот почему другие не слышали воплей умирающих жертв, чужие дети продолжали спокойно спать ночами, тела видели лишь взрослые.

Она делила ложе не с чудовищем, обедала, училась и смеялась Варвара рядом с человеком.

Рука, несмотря на слабость и боль, удивительно резво и легко взлетела в воздух. И с громким хрустом костяшек вбилась в аккуратный острый нос. Хрустнуло и там, Яков взмахнул руками, пытаясь вернуть равновесие, с пораженным выдохом грохнулся с пенька на спину.

— Я же помог!

— Помог? — Внутри разливалась, разгоралась на кострище облегчения злоба вперемешку с обидой. Припомнились щелкающие у самого уха острые зубы, когти в волосах, от касаний которых душа уходила в пятки. — Так я тебя сейчас отблагодарю, помощник!

Ковыляя, она попыталась обогнуть широкий пень, но Яков ловко вскочил, резким движениям вправляя кровоточащий нос, и ринулся вокруг — в другую сторону. Ловкий скачок, а в глазах разгорается досада вперемешку с удивлением.

— Не забывайся, Варвара! Ничего кроме образа моего не изменилось, как был договор, так и остается он! Каждую угрозу выполнить могу!

— Я убью тебя и закопаю в этой же яме! — Визг спугнул крупную воронью стаю. Тяжело снимаясь с тонких ветвей граба, они поспешили прочь, подальше от криков распалившейся барыни. — Сожрет он меня! Не подавишься, шельма[1]?!

Услышав ругательство, Яков замер, нервно хохотнув. Ловко перехватил летящий в скулу плотно сжатый кулак и, оступившись, рухнул вместе с зажатой Варварой в траву.

— Погоди-ты, грозная убийца, да… Господи… — Пытаясь подмять под себя извивающуюся барыню, он тихо зарычал — зубы Варвары вцепились в плечо колдуна, оставляя глубокий след. — Солнце брусничное, угомонись, да ты ж сейчас докалечишься!

И так инородно с его губ прозвучало привычное снисходительное «Брусничное солнце», что она на мгновение опешила. Замерла, шумно дыша распахнутым ртом. Только сейчас почувствовала, насколько сильно болят ребра. Перед глазами плясали круги. Тихий голос у уха продолжал увещевать, а Варвара упрямо прикрыла глаза — не видеть бы предателя.

— Палец, вон, выбила… А ругается барыня-то как? Настоящая елдыга захухренная[2]. Разве хуже мое лицо чем то, к которому привыкла ты? Ну взгляни, на что злишься? Правду что не сказал? Так твой дар только страхом и вытянули.

Мягкий голос опустился до бархатного шепота, коснулся выдохом мокрой пряди волос на лбу. А она продолжала отворачиваться.

Чурбан. Баламошка. Как не понять — страх жрал ее изнутри. Сводило сума сонное объятие нечисти, уткнувшейся носом меж лопаток, по-свойски закидывающей руку поперек живота. Глинка же себя непонятно кем чувствовала… Пропуская пряди волос через гребень, тайком касаясь тонкой линии скул… То, что поселилось внутри, сочно выжирало в ней все человеческое. То, что ее тянуло к нечисти — было больше, чем предательство Грия. Это было сумасшествием.

— Ну же, не время ерепениться, только силу свою раскрыла. Теперь учиться и учиться, а ты как дите малое балуешься.

— Я? Дите? Да кто при мне первые дни облизывался и зубами щелкал?! — Воздух заперло в легких возмущенным выдохом, заерзав Варвара резко повернула голову, ударившись носом о кончик носа Якова. Подлец широко улыбался. Нет, ничего кроме внешности не изменилось — как был мерзкой нечистью, так ею и остался. — Скатись, пока я кости тебе не повыламывала. Яков, не шучу, отпусти меня!

Под весом колдуна она выгнулась дугой, резко дернулась. И в лице его что-то неуловимо переменилось, потемнел взгляд. Перехватывающие кисти пальцы тут же разжались, легко оттолкнувшись от земли, он поднялся, протянул ей руку. А Варвара упорно не приняла.

— Пошли к землянке, нужно тебя подлечить. Переусердствовал болотник, ничего не сказать. Не злись, Варвара, копи силу. Сегодня в полночь пойдем на твои земли, опробуем, на что горазда. Тебя заждалась знакомая.

Знакомая…

Внутри неприятно заворочался клубок из надежды, предвкушения и страха. Слишком серьезным и помрачневшим стало лицо Якова. Растирая прокушенное плечо, он недовольно цокнул языком и прищурился.

— И это я зубами клацал. Да ни разу подобного не позволил себе, какие животные фривольности, устыдись, ты же барыня.

— Не барыня я больше. — Клубок в груди развернулся, обратился плотно сотканной из тьмы кошкой. Она вытянула острые коготки и, играючи, прошлась ими по нервам меж ребер. Перехватило дыхание. — Я не хочу ни с кем из того времени видеться. Одним не рада буду сама, вторые мне не обрадуются. Не желаю опасности близких подвергать, тех, кто сердцу еще дорог.