Брыки F*cking Дент

– Хватит. Ни для какой дамы я не бреюсь, просто надоело. – Тед показал на заметную седину в настриженной кучке на полу: – Представляешь, сколько анг лосаксовости у меня в бороде?

Но Марти так запросто со следа не собьешь. Он лишь улыбался да кивал.

– Если Заноза еще и эти свои идиотские хипповские лохмы отстрижет, тогда Заноза точно не жилец. Я помню Занозу, когда у него даже под мышками волос не было.

– Брось вот это третье лицо.

– Ты не видал мою купальную шапочку?

– Она у тебя на голове.

– Бля, точно. А я ее уже час ищу.

– На что вам чепчик, Капитан? Собираетесь на бобслей или как?

– Когда «Носки» дают зевка, я иду плавать в «Уа й»[180]. Смыть грехи их. Заноза не желает присоединиться?

– А есть ли у Занозы выбор?

– У Занозы нет. Заноза обязан отвезти отца.

– А, но у Занозы нет плавательного костюма.

– Я тебе одолжу свои старые «спидо».

– Как мило. Занозе пиздец.

31

Старый «Уа й» – чисто машина времени. Минуешь входные двери – и оказываешься в конце 1950-х – начале 1960-х. По столько лет тут все работали, и так давно последний раз меняли оборудование. Та же громадная старуха Пёрл проверяла документы. Пёрл трудилась здесь с тех еще пор, когда Тед был мальчишкой. На глаз в ней было четыре фута одиннадцать дюймов и 250 стоунов веса, как у спятившей тети Би из Мейберри[181], но стоймя Тед ее никогда не видел. Эдакий сидячий кентавр – наполовину еврейская старушка, наполовину стул. Ни от кого и ни от чего не пахло, как от нее. Опороченный мускус, головокружительное силовое поле задохнувшейся нейлоновой ластовицы, капусты и кофе – словно духи, набрызганные поверх того места, куда духи уходят умирать. Когда Тед с друзьями подросли, они стали звать ее Эрл Пёрл, в честь великого баскетболиста Эрла Пёрла Монро[182], также именуемого Черным Иисусом. Тед отродясь не видывал, как не-великая Пёрл двигалась-то, – какое там крутилась и металась, как ее тезка, – но не видывал Тед, и чтоб кто-нибудь проскочил мимо Пёрл. Она была первозданной недвижимостью. Свирепой. Медузой бородавчатой, древнееврейским Цербером в хламиде и с местечковым акцентом – проверяла членские карточки.

– Эрл Пёрл, как ваше ничего, мамаша? – почтительно прошептал Тед, когда они с отцом проходили мимо.

– Карточку, – потребовала она.

– Ой, да ладно вам вредину-то включать, – отозвался Тед с нежностью и показал карточку Марти.

И в раздевалке, и в спортзале все было столь же неизменно. Тед миновал древнюю сауну, куда его когда-то приводил отец, – Марти усаживался и балагурил с другими мужчинами, голыми в сухом жаре. Тед помнил потрясение от размера и отвисания мошонок у стариков, когда те сидели, не запахнувшись в полотенца, и старательно пытались не вырубиться от перегрева. «А моя тоже так отвиснет? Хочу ли я этого?» – помнится, думал он.

Были здесь и «физкультурные» машины, воздействовавшие только на жирные части тела. Вибрационный пояс с системой ремней, обвивавших талию; если такую машину включить, она сжимала физкультурника в судорожных объятиях и принуждала его к ускоренной версии твиста – и сим, как предполагалось, избавляла его от лишних фунтов в талии. Был и здоровенный деревянный ролик от жира, который крутился на манер гриля, а штыри, которыми он был утыкан и на которые надо было садиться, по идее, изводили и разминали в ничто жир на жопе. Прямо дитя Джо Уидера и Руба Голдберга. Отменное чувство юмора было у Джека Лалэйна[183], похоже.

Тед переоделся в отцовы «спидо». Эластан из них уже почти весь вышел, хлорка, будто химическая моль, проела мелкие дырочки и превратила их практически в сетку, и шнурком единым, ныне – от старого ботинка, спасался Тед от обнажения перед семидесятилетними.

В воде все тоже было не злободневным. Марти направился к дорожке с надписью «медленная», но «медленная» здесь – слово дерзновения. Восьмидесятилетние на этой дорожке казались недвижимыми, их качало приливом из стороны в сторону, как человекоподобных медуз. «Умеренная» дорожка была по любым понятиям «медленной», а «быстрая», как ни странно, – медленнее «умеренной». Тед выбрал «быструю», поскольку первый и единственный раз в жизни мог себе это позволить. Подумал, что стоило бы уже присоединиться к старческому сообществу: вот где он преуспел бы как физкультурник. Вот где вершины-то.