Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят

– Принеси стаканы, – сказал он, и только по этим словам можно было догадаться, кто у них главный. Когда Гриша поставил на столик два стакана, Валера разлил в них водку, граммов по сто пятьдесят, и, не дожидаясь, пока поднимет свой стакан Гриша, молча чокнулся и в три глотка выпил.

– С Васи причитается больше, чем он думает, – сказал Гриша.

– С Васи хорошо причитается.

А поезд набирал скорость, унося ребят все дальше от Москвы, от того опасного места, которое оставалось в гостинице «Россия». Когда совсем стемнело, Валера вынул из сумки свой пистолет и, убедившись, что в коридоре никого нет, с силой запустил самую страшную улику в приспущенное окно.

– Давай и свой, – сказал он.

Взяв из рук Гриши второй пистолет, поступил с ним точно так же. Упали пистолеты в какой–то лесной кустарник, в воду или просто в траву на расстояние не менее километра друг от друга. Когда–нибудь их, наверно, найдут, но не сразу и не один человек – это уж точно.

Валера вернулся в купе, закрыл дверь, повернул рычаг запора, поднял щеколду у второй полки, чтобы никто не мог войти в эти опасные минуты. И вытряхнул из своей сумки на нижнюю полку все бумажники и кошельки, которые успел собрать в номере. Освободив их от денег – а набралось около восьми тысяч долларов, – он взял стопку кошельков и, выйдя в коридор, с паузами, один за другим выбросил их все в окно. Вернувшись, половину денег отсчитал Грише.

– Кажется, все, – сказал он устало.

– Осталось таможню пройти.

– Авось.

В середине следующего дня позвонил Мандрыка.

– Вы уже дома? – Даже на расстоянии в несколько тысяч километров в его голосе чувствовалось облегчение.

– Добрались, – ответил Гриша.

– Все в порядке?

– Даже более того.

– Не понял?

– Их было пятеро.

– И вы…

– Да, Вася, да. Нам ничего не оставалось. Не могли же мы просто уйти. Тебя бы подвели. Вошли, как ты и велел, – в половине седьмого. Ты знал, что их будет пятеро?

– Значит, вы… – проговорил Мандрыка мертвым голосом.

– Да. Но мы дома, у нас все в порядке. И это… Нужно поговорить о деньгах. С тебя крутовато причитается.

– Поговорим, – обронил Мандрыка и повесил трубку в каком–то далеком городе. Говорить дальше у него попросту не было сил.

При въезде в Коктебель со стороны Феодосии стоит громадный щит, на котором перечислены писатели, славно здесь потрудившиеся в разные годы, – Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Александр Грин, Вячеслав Ложко, еще кто–то из великих. Каждый приезжающий сюда мог сразу проникнуться необыкновенностью этих мест, этих волн, этих гор.

А что, и проникаются.

Солнце только что опустилось за два пологих холма, напоминающих юные женские груди. Кажется, их здесь так и называют, разве что без слова «юные». Приближались сумерки, приближался вечер, оживала площадь перед столовой Дома творчества.

Мне пора было туда.

Жора уже выставил на парапете потрясающие свои изделия, в черной его сумке наверняка затаилась бутылка мадеры. Слава Ложко уже расхаживает среди торговцев, призывая их внести лепту на поддержание порядка на знаменитом побережье.

Я развернулся и пошел в обратную сторону, в Коктебель. По обочинам сидели бабки, лузгали семечки и судачили о наступивших тягостных временах. Прямо на асфальте стояли плакатики, бабки предлагали жилье – у моря, под ключ, вас могли принять с семьей, в одиночку, с девушкой и с другом, с собакой и крокодилом. И документов не спросят, хотя, конечно, и поворчат, пожалуются на строгость порядков – все–таки другое государство.

В безлюдные места я пришел сознательно, проверить – не идет ли кто за мной, не вызываю ли я у кого интереса болезненного и пристального.

Вроде обошлось, вроде никто не устремился за мной следом. Мимо проносились машины на Феодосию, на Судак, в Симферополь, Джанкой – бойкая дорога шла через Коктебель, куда угодно можно было рвануть, хоть в Керчь и дальше на Кавказ, хоть на Азовское море и дальше на Украину.

Южный базар раскинулся по обе стороны дороги и не закрывался, кажется, всю ночь – при фонарях торговали, спали тут же в машинах, отдавали за бесценок персики, груши, дыни, арбузы, домашнее вино, поддельный коньяк, жареную осетрину.

Жора оказался на месте. Рядом две девицы похотливо хихикали, показывая юными своими пальчиками на очередной шедевр.

– А можно, мы сфотографируемся с… с ним? – спросила девушка побойчее.

– Можно, – кивнул Жора равнодушно – с подобными просьбами к нему обращались постоянно.

Что тут началось! Девушки попеременно брали изваяние в руки, прижимали к обнаженным грудям, засовывали в волосы, целовали и заталкивали себе в рот! Пока одна все это проделывала, возбужденно сверкая глазками, вторая беспрестанно щелкала «мыльницей». Не выдержав этой каменной оргии, Жора отвернулся к парапету, налил в стакан мадеры и выпил, не закусывая. Обернулся он от моря, когда изваяние уже стояло на месте, а девицы, толкая друг дружку локтями, удалялись по набережной.

– Во дают, а! – озадаченно проговорил Жора. – Ужас и кошмар! Можно представить, как они ведут себя с более естественными приспособлениями! Все произведение заслюнявили!