БСФ. Том 5-й дополнительный. Параллели

Меня обвиняют, что я фанатичный мистик, что я завидовал сэру Арчибальду, что я будто бы отбросил естествознание на десятилетия назад… Не имеет смысла перечислять все оскорбления. Важно лишь то, что я буду оправдан, и не за отсутствием доказательств…

Однако я боюсь, что меня захлестывают эмоции. Мои рапорт Королевскому Обществу должен быть выдержан в лучших традициях старой британской рассудительности и деловитости. Итак, я начинаю заново.

В нашем Кембриджском университете существует похвальный обычай: каждый ординарный профессор лично опекает уволенного на пенсию коллегу. Это не только в интересах стариков, а и в интересах университета в целом. Они приглашаются на все важные консилиумы, появляются в большом количестве и радуются, что их еще почитают. И часто их голос имеет вес при принятии решения. Уже несколько лет моим эмеритом, как мы обыкновенно в шутку говорим, был сэр Арчибальд. Между биологией и зоологией есть профессиональная связь, и мне доставляли большую радость не слишком редкие встречи в тихом поместье сэра Арчибальда.

Он слыл оригиналом: неженатый, из зажиточного рода, он посвятил всю свою жизнь исследованию насекомых. Это был долгое время, без сомнения, величайший энтомолог объединенного королевства, если даже не всей Европы. Его работы о гормонах метаморфизма сделали его всемирно известным. И даже а преклонном возрасте он умел чрезвычайно живо и интересно рассказывать. Когда я сидел с ним перед камином, он имел обыкновение величать меня не иначе как «молодой друг». Он устраивался в кресле, согнув худые ноги так, что, казалось, колени прорвут брюки, — чашка чая в руке, веселые складки вокруг глаз, прежде голубая радужная оболочка которых потускнела от старости, — и рассказывал, рассказывал…

Жил он неплохо. Слуга, повариха, лаборант, садовник и одновременно шофер его допотопного лимузина: это был почти что совершенный тип английского аристократа, который по предписанным правилам с достоинством ожидал своего последнего часа.

Мое последнее посещение сэра Арчибальда совпало с его юбилеем — ему исполнилось восемьдесят лет, точнее, я появился как поздравитель от университета по поручению последнего, только это было на следующий день после его дня рождения, чтобы прошла вся надоедливая обременительная семейная суматоха, как он сказал по телефону, и мы могли бы снова поболтать в тишине. Я не возражал, потому что ценил его умные, иногда острые речи больше, чем болтовню с леди X и сэром Y, которые не блистали ничем, кроме родства с сэром Арчибальдом.

Незадолго до этого я возвратился из Соединенных Штатов и записал для юбиляра несколько милых историй. Я взял с собой также изящный лазерный аппарат карманного размера, новую модель, которую государственный секретарь наук в Вашингтоне прямо-таки навязал мне. «Вы должны непременно иметь такую вещь, — сказал он, — иначе я не уверен в том, что вас не похитит какая-либо банда гангстеров, чтобы шантажировать — не с целью выкупа, а чтобы упрятать вас и заставить на себя работать». Якобы существуют целые научные центры, о существовании которых знают, но против которых ничего не могут предпринять, чтобы не повредить находящимся там в неволе ученым.

Но тут же он успокоил меня: мафия как раз ведет переговоры об образовании научного треста, который должен объединить все государственные и частные университеты под главенством cosa nostra. Его шеф, конечно, был бы больше уже не гангстер, а, должно быть, младший государственный секретарь…

Я был уверен, что история эта доставит старику удовольствие. Он уже давно считал американцев недостойными самоуправления. Даже Вашингтона он считал бунтарем, разновидностью Робина Гуда современности.

Сэр Арчибальд встретил меня радушно, с достоинством принял по случаю своего восьмидесятилетия чеканный жетон Кембриджского университета, и вскоре мы, следуя традиции, сидели в чайной комнате у камина. Он казался мне более оживленным, чем обычно: кожа слегка порозовела, несмотря на бесчисленные морщинки и складки; может, он вчера выпил со своими обожаемыми родственниками слишком много портвейна?

Вопреки прежней привычке, он пригласил меня задержаться до ленча, должно быть, многое осталось со вчерашнего дня. Конечно же, я принял приглашение с благодарностью. Не особенно удивляясь, слушал он мой американский сюжет о гангстерах в науке.

— Такие скоро будут и у нас, — проговорил он и наклонил лысый череп. — Поэтому в своем завещании я ясно определил, что должно произойти с моим величайшим открытием. Для того чтобы оно не попало не в те руки, я дарю его Кембриджскому университету. Консорциум, к которому будете принадлежать и вы, должен охранять его…

Его величайшее изобретение? Что он подразумевал под этим? В последние годы он все чаще говорил, иногда как-то сумбурно, о каком-то большом сюрпризе. Теперь он, как видно, хотел посвятить меня в это. Меня одолевало любопытство.

— Мне очень льстит, сэр Арчибальд, что вы подумали обо мне в своем завещании, хотя день рождения все-таки не должен быть поводом для разговора о наследстве…