Бубба и Космические Кровососы

Было жарко, но мы выключили кондишн, так что я опустил окно со своей стороны. Элвис, который сидел сзади со стороны пассажира, тоже опустил свое. Горячий воздух был тяжелый и неподвижный, как стена.

Я предпочитал кондишн, но было глупо сидеть и прожигать бензин. Время от времени шевелился ленивый ветер, и тогда доносился запах рыбы. Запах прожаренных, сахарных пончиков-бенье из Квартала. Ну и, конечно, вонь нищеты. У нее есть запах. Мне ли не знать, да и Элвису. Все оттуда родом. Были такие бедные, что если бы посрать стоило копейку, нам пришлось бы блевать и извиняться.

- Уверен, что мы правильно приехали? – спрашиваю я.

- Ага. Нас заберут.

- А машина?

- Возьмут с собой на борт.

- Пароход?

- Для тебя это впервой, да?

- Да уж - говорю я. – Много что делал, но пароход – что-то новенькое.

- Не просто пароход. Люксовый. Обожаю их. Люблю наблюдать за ними на речке. Славные.

- «Гордая Мэри катит по реке».

- Вот именно, - говорит Элвис. – Боже ж мой, как поет Тина Тернер. А какие ножки.

- Длинные и мускулистые.

- В точку, - говорит Элвис. Я увидел в зеркале заднего вида, как он откинулся и заулыбался.

- Будем только мы? – спросил я.

- Меня вызвал Полковник. Тебе везет, что я беру тебя с собой.

- В смысле?

- Забыл, как я сидел в аквариуме?

Я обернулся и посмотрел через сиденье.

- Да брось, Элвис. Я же не пытался ее у тебя отбить.

- А очень было похоже.

- Ты меня понял. Я не пытался тебя наебать.

- Зато пытался кое-кого выебать. Ну просто, знаешь, этим утром, пока собирался, я думал. Думал, может, не брать Джонни. В смысле, если надо будет трахнуть фанатку или отсосать собаке, его взять можно, но так-то какой с него толк?

- Да ну тебя.

Элвис рассмеялся.

- Прикалываюсь я над тобой. Прости, злой у меня юмор, знаешь?

- Уж поверь, знаю.

- Да, кто, как не ты, Джонни, да? Ну, я этим не горжусь, - мы еще посидели и помолчали. С Элвисом иногда трудно было понять, всерьез он говорит или нет. Когда он ругался, я всегда предпочитал думать, что всерьез. Наверное, ему нравилась власть над людьми, благодаря деньгам и славе. Ему нравилось обидеть и посмотреть, что ты сделаешь, если на него работаешь. В каком-то смысле мы все, а особенно я, были его боксерскими грушами.

Но от меня избавиться было сложнее. Я слишком много знал. Хотя, конечно, кто мне, на хрен, поверит? Может, в следующем году будут уже говорить, как последний раз, когда меня видели, я уезжал в Боливию, или еще что в этом духе.

- Полковник сказал, будут хорошо кормить, - говорит Элвис. – Я не курю, так что для меня хорошая еда – это жареный бутерброд, - (В то время и я не курил, и гордился этим. Надо было продолжать в том же духе. Два года спустя я уже смолил по четыре пачки в день, а теперь расплачиваюсь. А Элвис уважал время от времени хорошую сигару). – На борту должны быть бутерброды с арахисовым маслом и бананами, - сказал Элвис.

- Даже у меня есть пределы, сколько я ем. Включая жареные бутерброды.

- Это ты про мое пузо?

- Нет… Ну ладно, пока ты нормально выглядишь, но начинаешь себя запускать. Мы, в нашем деле, всегда должны быть в форме.

- Я качаюсь.

- Вставать из кровати – это еще не упражнение.

- Только не трахай мне мозги, Джонни. С твоим возрастом и историей трудно найти новую работу. Хотя тебя всегда с распростертыми объятьями встретят на автомойке или в училище для парикмахеров.

Элвис не любил обсуждать свое здоровье, но дело в том, что он еще был ничего. Это второй подхватил у него дурные привычки, с едой и наркотой, и довел до дичайшего абсурда, раздулся, как Моби Дик, и помер на толчке с говном, висящим из жопы. Сдох наверняка не без помощи Полковника Паркера. Но эй, мне откуда знать.

А настоящий Элвис – я вам так скажу. Я до сих пор обижен, что он ушел вот так, не сказав ни слова и оставив замену, бросил меня с каким-то незнакомцем. Наверное, отчасти поэтому я и начал курить. Разочарование. Депрессия.

Иногда, в хорошем настроении, я говорю себе, что он так поступил потому, что у него не было выбора, и что время от времени он о нас вспоминал.

День тем временем все тянулся, пришлось пару раз выйти поссать. Походили, потягиваясь. Вернулись в машину. Подняли окна и включили кондишн. Когда становилось нечем дышать или хотели поэкономить бензин, выключали движок и снова опускали окна. Появился первый комар. Небо было темным, как река.

Прежде чем увидеть, я его услышал - звук, как от взбивания яиц. Самый большой пароход, что я видел, хотя, надо признать, до этого я видел их только издали. Он был раскрашен в мирный белый цвет с блестящими голубыми и серебряными полосками. Из трубы тянулся тонкий дым и растворялся в чистом синем небе. Зверюга, а не машина.

- Прям «Титаник» на Миссисипи, - говорю.

- Называется «Ноктюрн».

Мы вышли из машины и спустились к пирсу, встали у цепи, которая его загораживала. Смотрели, как «Ноктюрн» подгребает к нам по реке цвета грязи. У воды реально воняло. Я заметил дохлую рыбу и какой-то мусор, целлофановые пакеты и сигаретные окурки.

Вдоль всей палубы «Ноктюрна» висели китайские фонарики. Они не горели, но я мог представить, какой будет крутой вид, когда зайдет солнце.