Будь моей Брейшо

Сердце тяжело бьется о ребра, в висках стучит, голова болит настолько, что я перестаю соображать. Должно быть, только это и объясняет следующую глупость.

– Ты знаешь мой номер, – говорю я и надеюсь на то, что она никогда не осмелится позвонить.

* * *

Мой телефон вибрирует в джинсах через двадцать минут после того, как мы уехали из парка, и еще раз – через пятнадцать, но я не вытаскиваю его. Во время поездки никто не произносит ни слова. Помогает то, что Зоуи заснула почти сразу после того, как мы тронулись. Но повисшая в салоне тишина давит мне на уши, угрожая порвать барабанные перепонки.

Мэддок сразу скользнул на водительское сиденье, зная, что я могу не справиться с управлением. Он пытается встретиться со мной глазами в зеркале заднего вида, но я неотрывно смотрю на Зоуи.

Снова чувствую вибрацию и закрываю глаза.

Черт…

Мобильники моих братьев молчат, и это может означать только одно: это она, Мэллори.

Неохотно вытаскиваю телефон и сжимаю так крепко, что белеют костяшки пальцев. Это имя на дисплее я не видел несколько лет и не хочу видеть… Но это сейчас, а раньше я бы отдал все на свете за ее звонок.

Я любил ее и готов был поклясться, что она тоже любит меня.

Она была рядом со мной – и вдруг исчезла. Потеряв голову, я искал ее повсюду, но не нашел, она словно растворилась в воздухе. Но боль и беспокойство быстро сменились обидой, потому что в нашем городе невозможно просто так затеряться. То, что ее нигде не было, четко говорило – она приняла решение уйти, и ей в этом помогли.

Через одиннадцать месяцев она появилась, но продолжила учебу не в нашей школе, а в школе Грейвен. Грейвены встретили перебежчицу с распростертыми объятиями, но к тому моменту мне уже было все равно. Я тогда не знал, что причина, по которой она ушла, была самой простой (и сложной одновременно) – Мэллори хотела скрыть беременность, по-тихому родить и отказаться от ребенка… от моего ребенка. Притвориться, что никакого ребенка не существует, и уповать на то, что я ничего не узнаю.

Я бы и не узнал, если б не больничные выписки, в которых была эта информация.

Виктория.

Моя голова поворачивается к ней. Она смотрит в окно с несчастным выражением лица, скользя ногтем по подбородку.

Чувствуя мой взгляд, она оборачивается.

Глаза… Глубокий, шоколадно-коричневый цвет.

Не голубой.

Не голубой?

Черт.

Мой желудок скручивает.

Я выключаю телефон, поборов искушение открыть сообщения, ожидающие меня.

– Остановись, – хриплю я и попадаю под прицел взглядов.

– Кэп? – хмуро произносит Мэддок.

Мы примерно в двадцати минутах езды от дома, но я задыхаюсь в этой гребаной машине, мне буквально нечем дышать.

– Притормози, чувак, – снова прошу я.

Мэддок выполняет мою просьбу, и я выхожу на свежий воздух. На многие мили вокруг не видно ничего, кроме ленты шоссе. Делаю глубокий вдох, собираюсь закрыть дверь, и тут ботинки Ройса касаются земли рядом со мной. Я смотрю на отца, и он коротко кивает, придвигаясь ближе к креслицу Зоуи; они уезжают.

Нам потребовалось больше часа, чтобы добраться домой, и за все это время мы не произнесли ни слова.

Это одна из моих любимых черт Ройса – его молчаливая поддержка; он всегда рядом и никогда не давит.

Когда мы поднимаемся по лестнице, он поворачивается ко мне с напряжением в глазах, но по-прежнему ничего не говорит – сжимает мое плечо, кивает и исчезает внутри, а я сажусь на ступеньки и смотрю на подъездную дорожку и на наш сад. Потом достаю телефон, включаю его и просматриваю сообщения от Мэллори. Мои плечи опускаются, но тут я слышу голосок Зоуи и ее тихий нежный смех.

Оглядываюсь и вижу, что она бежит в мою сторону, пасхальная корзина в ее руках переполнена яйцами, которые мы разложили в саду. Мой отец, Рэйвен и Мэддок следуют за ней, у всех в руках по яйцу.

Я смеюсь, хотя внутри все сжимается.

– Папа, иди сюда! – кричит Зоуи, и ее маленькая ручка приподнимается, отбрасывая кудряшки.

Точно так же делает ее мать.

Как я не вспомнил этот жест раньше?

Как Зоуи могла взять что-то у человека, которого даже не знает?

В горле образуется комок, и я проглатываю его, мой взгляд снова падает на телефон. Задержав дыхание, я отвечаю одним словом из двух букв.

Поворачиваюсь, кладу телефон на ступеньку и с улыбкой спрыгиваю с крыльца.

– Я иду, малышка.

Папа идет.

Виктория

С Пасхи прошло два дня, и хотя Кэптен не спускает с меня глаз и в школе и дома, я вижу, что он погружен в свои мысли.

В самую первую ночь, услышав его шаги в коридоре, я напряглась в ожидании, но он не зашел – постоял под дверью и снова вернулся к себе.

Этой ночью он снова пришел. Долго стоял снаружи, а я, затаив дыхание, ждала.

Наконец Кэптен решился.

Не утруждая себя тем, чтобы закрыть дверь, ничего не говоря, он пересек комнату и скользнул под мое одеяло. И сразу лег так, чтобы смотреть мне в лицо.

У него темные круги под глазами – доказательство того, что он почти не спит. Делиться тем, что накопилось у него внутри, он не хочет – Кэп никого не подпускает к себе.