Будь моей ошибкой

Растворившись на какой-то миг в глазах Артема, что так настойчиво проникал все больше и больше в мою голову, я заснула. Сон выдался неровным, рваным, даже жутким отчасти. Снова и снова я оказывалась там, где солнце светило, заставляя радоваться каждому дню, потому что впереди только счастье. Там я еще любима, и, кажется, люблю. Да, точно люблю иначе и не могло быть, ведь под сердцем ребенок Олега. Такой долгожданный первенец. Снег переливался на солнце, будто россыпь алмазов, он сверкал, слепил глаза, но мне нравилось касаться его пальцами, наблюдая, как он превращается в капельки на коже.

А потом белое покрывало окрашивалось алым. Бурое пятно растекалось лужей, а снег впитывал все в себя, превращая мою сказку в самый жуткий ночной кошмар. Ни крики, ни мольбы о помощи, ни молитва всем богам на свете не спасли, не уберегли моего ребенка от страшной участи. Я ненавидела себя за это, ненавидела Олега, этот чертов снег, и всех тех, кто стоял, словно статуя, наблюдая и ожидая, какая участь будет приготовлена мне. Но, кажется, больше всего я ненавидела того человека, который позволил мне выжить.

Рассвет еще даже не закрался в комнату, а я вскочила с кровати, не понимая в первый момент, где нахожусь. В голове гудело, и только детский голос, звавший в ночи, называя меня мамой, заставил метаться от одной стены к другой. Обхватывать виски руками до тех пор, пока я наконец-то не осознала, что это всего лишь сон.

Сон, который навсегда останется моим реальным кошмаром.

Олег спал на диване в кухне под бубнящий телевизор. Я даже не стала его будить, только звук сделала тише. Умылась, оделась и вышла в промозглую осень. Время было раннее, детсад открывался только через час, но оставаться дома я не могла больше. Устроилась в беседке, что находилась в соседнем дворе, и начала разглядывать исчезающие на небосклоне звезды. Так увлеклась, что не услышала хруст веток за спиной, а когда над ухом раздался знакомый баритон, только выдохнула. Это походило на магию, либо он меня просто преследовал.

— Ну, что за женщина, так и тянет тебя на приключения, — фыркнул он, пытаясь протиснуться вперед.

Делать это с костылями было не очень удобно, но он не сдавался. Приставил их к столбу, а сам, подтянувшись на руках, преодолел несколько ступенек. Присев рядом со мной, не дожидаясь моего ответа, просто самым нахальным образом взял и сгреб мои замершие ладони в свои теплые.

— Артем, я начинаю Вас бояться, — хмыкнула в ответ, взглянув на него серьезно.

— Мне казалось, мы перешли на «ты».

— Мы много к чему перешли, но делать этого не стоило по объективным причинам.

— Оля, — опустив взгляд в пол, начал Кузьмин.

Его теплые пальцы ласкали кожу моей ладони, я ощущала мозоли и ссадины, но отчего-то желание прильнуть щекой к его рукам только росло внутри. Я сопротивлялась, честно пыталась, но с каждым мгновением огромный кусок льда, что представляло собой мое сердце, начинал оттаивать. Меня это вводило в ступор, пугало. Я не знала, как реагировать на собственные желания. Наверное, их необходимо бояться, ведь в соседнем дворе, на втором этаже старенького дома спал мой супруг. А я… я бесстыдно позволяла мужчине, которого знаю меньше недели, касаться меня.

— Оль, с собой бороться бесполезно. Это заведомо безвыигрышный финал.

— Значит, решил поиграть, так? Не ту ты выбрал игрушку, Артем. Кругом полно женщин, но почему-то ты решил, что именно я сгожусь в соперники?!

— Что за чушь, — нахмурился он: — Какие игры… Ольга Петровна, мне остальные женщины даром не сдались. И соперник из тебя паршивый, — поморщившись, выдал он. — К тому же я предпочел бы не играть с тобой в бирюльки, а… — что-то хотел сказать Кузьмин, но лишь махнул рукой.

— Я прекрасно все поняла. Но никто тебе не давал права так вести себя со мной.

— Конечно, — кивнул Артем, — также никто и не давал права твоему мужу применять силу, бить тебя, унижать.

— Прекрати, — выдергивая свою руку из его ладоней, закрыла я лицо, не желая слышать ничего больше.

Только Кузьмин, кажется, вошел в раж, потому что предпочел выдать то, что, по его мнению, являлось истиной.

— А мне нельзя было тебя целовать, грезить тобой. Черт возьми, ты сидишь в моей башке который день, и я не представляю, вот клянусь, не представляю, как вытравить тебя из головы. И знаешь, может, я в твоих глазах и глазах общества буду последним подонком, но душу лучше вытряхну из твоего мужа, чем позволю ему тебя пальцем тронуть. Не надо мне сейчас заливать про такую любовь. Нихрена это не она. Оля… — замолчал он, собираясь, видимо, с мыслями.