«КАЗИНО „ПОСЛЕДНИЙ ШАНС“, – зазывает рекламка. – Мы можем решить все ваши проблемы».
Резко, боясь передумать, я достаю телефон и набираю номер, мелко написанный с обратной стороны. И снова переворачиваю флаер, цепляясь за хитрый взгляд крупье, как за соломинку.
Трубку берут с первого же гудка.
– Алло, – хрипло каркаю в трубку. – Куда я попала?
– Казино «Последний шанс», – слышу в ответ приятный женский голос. – Как хорошо, что вы позвонили!
Это звучит так искренне, словно и правда они там всем казино сидели и ждали моего звонка.
От такого приветствия я окончательно теряюсь и несколько секунд молчу, пока в голове мечутся всякие разные мысли. Казино в этой стране под запретом. В один прекрасный момент они все были отправлены в «резервации», а остальные – прикрыты. И, с одной стороны, может, там и правда все рады каждому новому клиенту, а с другой – представляться вот так запросто, не боясь наткнуться на стражей порядка, немного странно. Хотя… чему я удивляюсь, все гипотетические стражи наверняка имеют там свою долю.
– Алло? – тревожится девушка в трубке.
– Да-да, – просыпаюсь я. И глупо добавляю: – Я здесь.
Но девушке такой ответ, видимо, не кажется глупым, потому что она радостно говорит:
– Очень хорошо! Назовите, пожалуйста, ваше имя, я добавлю вас в список.
«Какой еще список?» – думаю я и, неожиданно для самой себя, называюсь по паспорту. Именем, которым меня давно не зовет даже мама:
– Айзиля.
– Замечательно! – искренне радуется моя собеседница. – Сейчас я задам вам пару вопросов и прошу отнестись к ним со всей серьезностью.
Я киваю в пустоту, будто она меня может видеть, готовясь назвать свои паспортные данные или чего еще им потребуется, чтобы организовать мне допуск к игре.
Но первый же вопрос совершенно сбивает с толку.
– Скажите, пожалуйста, Айзиля, – нежно воркует девушка в трубке, – вы видите сны?
Казино прячется за домами Старого города, почти на границе с Новым. Осторожно выглядывает из-за деревьев, подмигивая редким прохожим яркими неоновыми огнями вывески. Рядом пролегает парк, усаженный почему-то одними березами, и, когда ни посмотришь в окно, все усыпано желтым ковром листвы, словно здесь вечно царит непрекращающаяся ранняя осень. Да и воздух такой за порогом: осенний, сладко-приторный, с мягким древесным послевкусием, с легким, непонятно откуда взявшимся, дымком. Если идти через парк ранним утром, то вокруг никого: ни спортсменов, ни собак с зевающими хозяевами, ни даже птиц. Никого, кто мог бы встать между тобой и Миром. Может, потому именно здесь и именно в это время ощущается с ним самая крепкая связь.
Я смотрю в серо-дымчатую туманную муть за окном и думаю: «Откуда я все это взял?»
Откуда в моей голове появился парк и эти березы, и Новый, и Старый, и прогулка, позволяющая
Теперь, когда ясно, что вокруг пустота и само Казино застыло в этом сером, пустынном
И это страшнее всего.
Потому что – вдруг и я точно так, как они? Рано или поздно поблекну, угасну и растеряю остатки того, что пока еще считаю собой.
Я сижу на окне, притаившись за тяжелой бархатной шторой, и гляжу в мутную заоконную хмарь. За ней ничего. Сколько ни вглядывайся, сколько ни напрягай глаза, все бесполезно. Я играю в эту игру день за днем и никогда не выигрываю. И все, что могу, – проклинать незнакомца, который зародил во мне сомнения, тем самым превратив мою жизнь в ад.
«А есть ли она? – услужливо вопрошает внутри мерзкий тоненький голосок. – Твоя жизнь?»
«Заткнись!!! – ору на него мысленно. – Заткнись, тварь!»
Он послушно умолкает, но никуда не девается: я чувствую его где-то внутри, чувствую всем своим напряженным усталым разумом, каждой клеткой измученного тела.
Я не могу теперь проводить брейки в комнате отдыха, вместе с остальными. Боюсь не удержаться и начать задавать каждому встречному тот же вопрос: «Как ты сюда пришел? Куда ты уходишь?» Боюсь косых взглядов, неловкого молчания. Боюсь недоумения и жалости, а больше всего боюсь услышать нормальный ответ и понять, что такой «ненормальный» я здесь один.
Потому просто сижу на окне, с каждым днем все четче понимая, что – во всяком случае для меня – никакого Мира вокруг нет. И возможно, что никогда и не было.
Телефон пиликает, оповещая об окончании брейка. Я сползаю с окна, механически поправляю одежду и иду работать. Это все, что, в сущности, мне осталось. Все, что есть моя жизнь: работа, и только она.
– Семнадцать, черное.
Долли[11] на номер, зачистить поле, выплатить мелкие выигрыши, посчитать крупный, озвучить, собрать стеки[12] выплаты, подвинуть…
– Стоп, – удивленно-недоверчиво говорит Бивис с места инспектора.