Будь моей сестрой

Громко цокаю, подзывая пита, он уходит проверить камеры, убеждается, что все было честно, командует: «Чек».

Я выплачиваю выигрыш, для нее просто огромный. Да чего там для нее, для всех он огромный. Самый большой. Она смотрит на меня и одними губами шепчет: «Спасибо! Спасибо!!!»

И уходит. Крепко сжимая в руке белый жетон.

– Повезло, – улыбается Стас, и я смотрю на него совсем другими глазами.

Не такой уж он гад, получается?

Он вдруг весело подмигивает мне: мол, мы все в одной лодке, парень, и снова отходит от стола. А через минуту Марк отправляет меня на рулетку.

Но весь оставшийся вечер я мусолю в голове огромный чужой выигрыш, и на душе самое настоящее счастье.

Фулл-хаус не такой уж и редкий расклад, но почему-то по-крупному при мне никто до сих пор не выигрывал.

А еще не оставляет то самое чувство… причастности. Как будто бы…

Да.

Как будто и правда я ей подыграл.

4. ОНА

Ветер шелестит верхушками желтоглазых деревьев, срывает листву, кидает в редких прохожих. Промахивается, но не унывает: крадется следом, и чуть только расслабишься – он уже тут как тут. Взвихривает маленький желтый рой под ногами, швыряет в лицо и взмывает ввысь, радостно хохоча, – шалость удалась.

Я бегу по осеннему парку, не глядя под ноги. Здесь и без того есть на что поглядеть. Например, на яркое солнце, кокетливо выглядывающее из-за высоток Нового города, или на пруд с двумя одинокими утками, или вот на собаку, важно кивающую мне на свой поводок: видишь? Я не простой пес, я домашний!

Я бегу, удивляясь всему подряд, а больше всего себе. Откуда во мне вдруг взялось столько сил? Что такого чудесного произошло этой ночью?

Я бегу, а в ушах перезвон голосов: «Мы можем решить все ваши проблемы. Все-все ваши-наши проблемы – ерунда, если их решаем вы-мы».

«Айзиля, вы видите сны?»

«Это очень важно».

«Можете не отвечать сразу, подумайте».

«О, это прекрасно. Я запишу вас на встречу. Запомните адрес?»

Я бегу, вспоминая день, который изменил всю мою жизнь, и ту странную встречу.

Русоволосого круглолицего парня, назвавшегося Максом, и маленький круглый столик, за которым мы с ним сидели. Зал по ту сторону синей неоновой вывески совсем крошечный, на пару таких вот столов и одну барную стойку. Макс показывает мне договор, говорит:

– Вы обучитесь всему очень быстро. Уверен, устный счет – ерунда для вас, а остальное тем более.

Говорит:

– Мы изучили ваши данные. При таких способностях приступите уже через неделю.

Говорит:

– Мы знаем о ваших проблемах. Испытательный срок – ерунда, совершенно уверен, что вы со всем справитесь.

Говорит:

– Аванс получите уже этой ночью. Ой, да ладно, ничего особенного, что вы.

И еще много чего говорит, говорит, говорит…

А я слушаю.

И думаю: «Такого не бывает. Они меня разводят. Что еще за Рука Мироздания? Куда они впишут меня в такой должности? В трудовую книжку? Серьезно? А может, это сектанты? Втянут меня в свои сети, отнимут все, что осталось, и поминай как звали».

Нервно смеюсь про себя: «Осталось?! Что у тебя там осталось-то? Пустые карманы? Пусть забирают, не жалко».

И говорю:

– Хорошо. Да, я согласна, где подписать?

И еще говорю:

– Я правильно поняла, что теперь не буду помнить своих снов? Да, конечно, я понимаю почему: чтоб не узнать случайно кого-нибудь из родных. Но… слушайте, а если они меня узнают?

А он:

– Простите, разве я не сказал? Вы будете там совсем другим человеком.

А потом утром звонок и мамин неверящий вскрик и:

– Аля, нас взял фонд!!! Большой фонд, представляешь, и кто-то пожертвовал четверть всей суммы.

И плачет, и смеется сквозь слезы.

И с тех пор – как по маслу: Израиль, операция, их возвращение. Юлька идет на поправку с бешеной скоростью, мама сияет, а у меня новая работа, которая подвернулась совершенно случайно.

Случайно.

Я теперь знаю, что нет никакого «случайно».

Потому что каждую ночь я разыгрываю чужие случайности.

Так что, если вдруг к вам попадет яркий флаер с крупье за столом – звоните, не думайте.

Мы можем решить все ваши проблемы.

Надежда Гамильнот, Евгений Абрамович Скворцы

Медсестра приходила каждый раз, когда становилось совсем плохо. Садилась рядом, прохладной ладонью гладила его вспотевший лоб:

– Ну, чего ты расшумелся опять?

– Не знаю, – отвечал Вадим, – страшно.

– Страшно ему. А мне не страшно, когда меня посреди ночи вызывают? Взрослый человек. Не стыдно тебе?

Он замолчал. Ему правда было стыдно.

– Простите. Да, я взрослый человек. Мне уже девятнадцать лет.

Сестра в белом халате сидела рядом и тяжело вздыхала.

Ее руки продолжали гладить. Хотелось отдаться только им, забыть про все. Но почти каждый раз в памяти всплывали другие руки, отцовские. Большие, натруженные, мозолистые, густо покрытые черными волосками. Они ровно подгоняли друг к другу досочки. Вадим топтался рядом, держа молоток и гвозди. Стояла ранняя весна, еще лежал снег. Мама отпустила на улицу, закутав его в пальто и длинный шарф.

– Давай, Вадик, – с улыбкой сказал папа, – помогай отцу.

Он взял молоток и несколько гвоздей, аккуратно застучал. Звук далеко разнесся в прохладном воздухе.