Нет, ну мало ли? Говорят, что психи буйными бывают. А этот представитель мужской половины человечества на психа очень даже походил. В халате, в валенках на босу ногу и с улыбкой как у маньяка. В лесу опять же живет — в глухом да страшном.
— Ну как же? Жить тебе негде, правильно?
— Правильно, — ответила я без размышлений.
— С мужем развестись надобно, правильно?
— Что сделать? — уточнила я, заслышав слово неизвестное.
— Избавиться, в общем, от мужа твоего надо, чтобы свободу обрести.
— Это убить, что ли? Нет-нет, я грех на душу брать не буду и вам не позволю! — вскочила я с кровати, но меня одной ручищей усадили обратно.
— Ну почему же сразу убить? Тюрьма там, работы полевые какие, опять же, на вахту его можно отправить насовсем или в Сибирь сослать… — начал перечислять мой новый знакомый.
— Куда сослать? — переспросила я.
— А это неважно. В нашем случае важен результат, — здраво заметил мужчина, поправляя смешную красную шапку на своей голове.
— И что нужно тогда от меня?
Нет, конечно, свобода от мужа-тирана да от дочерей его взбалмошных — это очень даже хорошо. И жить мне опять же негде, но ощущала я во всем этом огромный такой подвох.
— Как что? Три дня и три ночи за домом моим смотреть, готовить там, убирать и стирать… Коли сделаешь все по-доброму, отпущу тебя обратно, замок подарю, свободу от мужа да приданого отсыплю.
— И что же, вот все прямо так просто? — засомневалась я пуще прежнего.
— Честное дедоморозовское, — ответил мужчина, протягивая мне свою ручищу. — По рукам?
Эх, была не была! Терять-то все равно нечего!
— По рукам! — ответила я на рукопожатие.
— Дед Мороз.
— Василиса Прекрасная.
2
Глава 2
Ночь прошла тихо. Если, конечно, не считать того, что Мороз оставил меня совсем одну. Ну, мне не привыкать. Печь я растопила, травок успокаивающих заварила, одеялко вытряхнула и выбила на снегу, а то уж больно воняло. Посидела маленько, старательно думая, всё ли у меня хорошо, а потом принялась косу плести.
Коса у меня знатная — ни вершка за всю жизнь не отрезала! Сидела, плела, даже песенку стала напевать по привычке. Пальцы сами проворно перекидывали прядки налево-направо, и настроение поднялось. И тут…
Дверь как распахнётся! Вбегает собака — чёрная как смоль, а на морде проседь. И так, значит, по-хозяйски вскакивает на кровать. Я к печке, ухват в руки да на неё кричу:
— А ну, пошла отсюда!
Собака оскалилась, только не злобно, а так — будто улыбнулась. Может, Серый Волк из детских сказок? Разве ж собаки улыбаться умеют? Да нет, не похожа на волка. Во-первых, цветом. А во-вторых, хвост калачиком на спину загибается, как у батюшкиных лаек из своры охотничьей. Волчий хвост-то поленом…
Глядь, а это нахальное животное улеглось на одеяло, развалилось как у себя дома. Глаза хитрющие, щурится… Ухват сам и опустился. Авось не укусит животина. А Дед Мороз мог бы и предупредить, что у него собака сторожевая есть.
Я приблизилась осторожно, готовая отскочить, если вдруг зверю придёт в голову напасть, а этот наглец пасть раскрыл, язык вывалил и на спину перевернулся. Ох и потешный! Лапы в воздухе застыли, перед грудью сложенные, выражение на морде блаженно-просящее: погладь меня, почеши!
Я почесала бочок. Хвост завилял из стороны в сторону, потом забил по одеялу. Собака, извиваясь ужом, подползла ко мне в том же положении — на спине — и подставила второй бочок.
— Хорошая… — улыбнулась я, потом бросила взгляд на внушительное «хозяйство», в таком ракурсе прямо королевское, и быстренько поправилась: — Хороший пёсик! Но чей ты, интересно, такой нахальный?
Ответа, разумеется, не последовало. Но он мне и не нужен был. Ясно, что не приблудный. Собака Деда Мороза, конечно же. Ох, вернётся он и получит порцию моего негодования: а чего не сказал про страшного зверя?
— Шёл бы ты спать на половичок, пёсик! — попробовала я мягкий метод.
Не вышло.
Осмелев, попыталась стащить пса на пол, но черныш извернулся и залёг у самой стенки, часто дыша и глядя на меня с неподдельным интересом. Словно спрашивая: что ты на это скажешь, Василисушка?
Василисушка ничего не сказала. Вот ещё, буду я со зверьём ругаться! Выдернула из-под собачьей тушки одеяло, прилегла на краю кровати и накрылась. Отвернулась от животины, глаза закрыла. А потом почувствовала жаркое дыхание на шее.
Испугалась страсть как! Думала — вот сейчас накинется и загрызёт…
А вместо этого меня стали лизать. Щекотно! И приятно! Я засмеялась, поворачиваясь:
— Ах ты, противный! Видишь же, спать хочу!
Пёс скорчил виноватые глаза и, перебирая лапами, забрался под одеяло, свернулся калачиком рядом со мной. А морду положил мне на грудь. Вздохнул долго и шумно. Зажмурился. А я усмехнулась, закрывая глаза. Хоть не замёрзну…
Утро началось для меня со звяканья ложек, с шума огня в печи и весёлого голоса Мороза:
— Эй, спящая красавица! Вставай-поднимайся, рабочий народ! Завтракать будешь или где?
— Чего? — я поняла из его слов только слово «завтракать», поэтому открыла глаза и огляделась.
Где же собака? Исчезла, как и не было. Странности какие-то творятся в этом маленьком домике в глухом лесу…