Будь моим Брейшо

Кэптен

Прошло чуть больше часа, когда Виктория наконец-то крадется через заднюю дверь, через бильярдную к главному вестибюлю и пытается пройти мимо кухни, но замирает, как только понимает, что ее поджидает.

Четверо разгневанных Брейшо.

Когда я вышел из ванной в ее комнату, она уже ушла.

Я разбудил Ройса, который в свою очередь поднял Мэддока и Рэйвен, пока я обыскивал участок, но нигде не нашел ни следа от нее.

Так что мы остались там, блядь, в ожидании.

Она медленно приближается, сгибая и разгибая пальцы рук по бокам, чтобы расслабить мышцы.

Как только она выходит из тени дверного прохода, замирает от удивления и прислоняется к стене со скрещенными руками, приподняв светлую бровь.

— Это что, вмешательство? — Она медленно моргает, очень старательно изображая раздражение.

Вечно чертовски дерзкая, не может сдержаться, когда должно.

— Сядь. — Ройс выбрасывает вперед ногу, допивая свой напиток.

— Я постою, спасибо.

— Это была не просьба.

Бросив на меня взгляд, она удерживает его мгновение, прежде чем оттолкнуться от стены и сесть на свободный стул с противоположной стороны стола.

Она наклоняется вперед, ее кофта на застежке-молнии соскальзывает с одного плеча, когда она опирается на локти, встречаясь взглядом с каждым из нас.

Кончик языка показывается между ее губ, и я слежу за ним глазами.

Ее губы распухли и более красные, чем обычно, благодаря моему члену.

К счастью, Рэйвен привлекает ее внимание, появившись из-за угла с четырьмя рюмками в левой руке и двумя бутылками текилы в правой. Она ставит одну бутылку и рюмку перед Викторией и все остальное передо мной, уходит обратно на кухню и возвращается с чашкой свежесваренного горячего шоколада для себя.

Она опускается на стул рядом с Мэддоком, пока я откручиваю крышку бутылки, глядя на Викторию.

Ее глаза сужаются, удерживая мой взгляд долгое мгновение. Затем она повторяет за мной, откручивая крышку со своей бутылки и наполняя рюмку, когда я наполняю наши. Мои братья тянутся за ними, не дожидаясь нас, опрокидывают в себя янтарную жидкость.

Я вращаю свою рюмку между пальцами, не зная, блефует она или нет. Но потом Виктория, поджав губы, поднимает свою и выпивает ее.

Медленно я выпиваю свою, облизываю губы, и наливаю еще.

А затем еще.

Она не отстает, ее каменное лицо даже ни капли не морщится.

Она полностью замкнулась, и я почти впечатлен ее способностью притворяться. Этот талант ослепил меня, ослепил всех нас, поэтому вместо этого я концентрируюсь на своем гневе.

Время идет в тягостном молчании, но, наконец, через пять шотов и пятьдесят четыре минуты, с губ Виктории срывается тихий смешок.

Она переводит взгляд на меня, опрокинув еще одну рюмку, и медленно ухмыляется.

Мои мышцы сжимаются, когда она небрежно наливает себе еще.

Я протягиваю руку, собираясь забрать эту чертову бутылку, но она отшатывается назад. Громкий, тяжелый скрип раздается вокруг, когда ее стул двигается назад вместе с ней. В то же время она подносит эту чертову штуку ко рту и делает большой глоток.

Я вскакиваю со своего места, и это похоже на цепную реакцию.

Мои братья и Рэйвен вскакивают вместе со мной. Виктория уже на ногах в ту же, блядь, секунду, что и мы.

— Поставь эту чертову…

— Давай, продолжай теперь изображать обеспокоенность, и я доведу это гребаное дело до конца, — ругается она, прервав меня. — Именно для этого ты все и затеял, не притворяйся, что это не так.

Рэйвен скрывает свое выражение лица, переводя взгляд с меня на нее и обратно.

Виктория плюхается на свой стул, откидывая голову назад с издевательским смешком.

— Боже, я ожидала гораздо большего, — протягивает она, бросая взгляд на Рэйвен, пока обращается ко мне. — Это подростковый трюк, я и сама его использовала, кстати. Конечно, я была по другую сторону.

В том, как она огрызается, есть что-то любопытное, и я бросаю взгляд на Рэйвен, когда она поднимает подбородок в сторону Виктории.

— О чем ты, блядь, говоришь, ВикВи? — спрашивает Ройс.

Она напряженно моргает.

— Я здесь, я навеселе. Может, мы двинемся дальше?

— Ты должна сидеть на своей заднице, — сверкает глазами Мэддок.

Вот именно.

— Хотите спросить, почему я этого не делаю? — Она ухмыляется, заправляя волосы за уши, и переводит взгляд на меня. — О, я забыла, вопросы вам трудно даются, — вызывающе говорит она.

Гнев пронзает меня насквозь, как осколок стекла, смоченный ядом, но он жалит предательством, когда мне хочется, чтобы он горел ненавистью.

— А за неосторожные слова мы можем надрать тебе задницу, — огрызается Рэйвен.

Взгляд Виктории метнулся к ней.

— Как и за ложь, верно? — бросает она вызов.

Рэйвен делает шаг, приближаясь к ней, но Мэддок вскакивает, прожигая взглядом ее беременный живот.

Рэйвен сжимает челюсти.

— Я никогда не врала им.

— Говори что хочешь, лишь бы почувствовать себя лучше.

Что…

Рэйвен таращится на Викторию, и они с Ройсом одновременно начинают смеяться.

Виктория переводит взгляд на Ройса, а затем на меня.

Погодите…

Это длится мгновение, но затем меня осеняет, и мой лоб покрывается глубокими складками. Я наклоняюсь вперед, упираясь руками в стол, чтобы подойти как можно ближе, не передвигая ног.

— Ты, блядь, прикалываешься надо мной? — Мои глаза мечутся по ее лицу. — Хочешь сидеть тут и подвергать сомнению ее преданность?

Она не отвечает.

Ни хрена себе.

Мой позвоночник вытягивается, брови подскакивают вверх, и я впиваюсь в нее взглядом.

— Ты действительно думаешь, что Рэйвен не пришла домой и не рассказала мне, не рассказала нам, что сказала ей Мария? Что я не в курсе того, что женщина, помогавшая скрывать мою дочь от меня, твоя мать, похитила меня, когда я был младенцем, потому что не могла иметь тебя?

Мой отец был достаточно великодушен, чтобы пожалеть ее, отверженную служанку Грейвена, до и после ее беременности. Дал ей дом, когда у нее ничего не было. И все же она забрала меня, разлучив меня с отцом и братьями, как тебя разлучили с ней. Она не заботилась ни о чьих чувствах, кроме своих. Я знаю, что он потратил недели на поиски, чтобы вернуть меня домой, где мое место, с моей семьей. И вместо того, чтобы убить ее, как он легко мог бы сделать, он оставил ее в живых.

Она вскидывает брови.

— В отличие от тебя, Рэйвен пришла ко мне, ко всем нам, как сделал бы любой Брейшо, и поделилась тем, что узнала. Тем, что я не только хотел бы услышать, но и должен был знать. Она понимает, что верность — это не всегда легко.

— И все же ты выглядел удивленным, узнав, что Мария — моя мать.

— Я не был удивлен, что она твоя мать, Виктория. Я был удивлен, что ты знаешь об этом. Мария делала вид, что ты и понятия не имеешь. Она вела себя так, будто ты сама по себе, никак не связана с ней и ни черта не подозреваешь.

Виктория ничего не говорит, ее глаза остаются такими же суровыми, когда она откидывает голову назад, вливая в себя очередную дозу алкоголя.

Я бросаюсь к ней, выхватываю у нее рюмку и хватаю ее за запястье.

— Какого хрена с тобой происходит?

— Яблочный сок, — шипит она.

Я напрягаюсь, и, воспользовавшись заминкой, она вырывает свою руку.

Она встает на ноги, обходит меня вокруг. Все глаза следуют за ней. Она берет бутылку, из которой пили мы, и нюхает.

Кивнув, она ставит ее обратно на стол, глядя на нас четверых. Ее руки поднимаются в стороны, чтобы в следующую секунду упасть по швам, сильно шлепнув по ее бедрам.

— Так какой конкретно был план? Понятно, что напоить меня, пока вы только притворяетесь, что пьете. Но что дальше?

Злость.

Чистая, жгучая горечь полыхает в ее глазах.

Она полностью закрылась. Теперь передо мной девушка, которую я никогда не видел, не знал и не понимал.

Внезапно я сожалею обо всем, что только что произошло. Хочу пожелать и стереть это. И хочу, чтобы вместе с этим исчез тот черный взгляд, которым она меня одаривает. И я понятия не имею почему, ведь ничего даже не произошло.

Она пьяна, мы нет.

Почему это расстраивает ее?

Почему мне не все равно?

Трюк, как она назвала это, который она сама использовала.

В каком смысле, черт возьми, использовала?

— Скажи им, Виктория, — внезапно шепчет Рэйвен.

Неохотно я отвожу взгляд от Ви, чтобы посмотреть на Рэйвен.

Ее плечи опустились, глаза потупились.

В них нет никакой жалости, только сожаление, боль.

Понимание?

— Сказать нам что, Рэй-Рэй? — Ройс сидит прямо, опираясь на локти.

— То, чем я не могла поделиться, потому что это не мой секрет, — добавляет Рэйвен.

Я возвращаюсь взглядом к Виктории.

Она сосредоточено смотрит в пол, щеки подергиваются, когда она сжимает челюсть. Напряжение скапливается на ее лбу, но затем она расправляет плечи, голова слегка приподнимается, прежде чем оно исчезает.

Она встает во весь рост, ее черты лица гладкие, как чертово масло.

— Вы, ребята, думаете, что я не заслужила право быть здесь, так вот, вы не заслужили право на путешествие по дорожке памяти. Вы сидите здесь не просто так, так что переходите, мать вашу, к делу.

От шока у меня расширяются глаза. И хотя у любого другого человека это вызвало бы негативную реакцию, мои братья смеются, и черт бы меня побрал, если я сам не хихикаю.

Она пытается не улыбнуться, но попытка трещит по швам, и она старается скрыть это облизыванием губ.

Она смотрит на нас четверых.

— Давайте уже начнем, раз уж это дерьмо вышло из-под контроля, — говорит Ройс. Он наклоняется вперед, снимает крышку с хрустальной чаши в центре стола и достает то, что находится внутри.

Он поднимает руку, глядя на Викторию.

Вертит между двумя пальцами небольшой клочок бумаги.

Ее лицо мгновенно осунулось.

— О, черт, — вздыхает она.

Ага, именно, о, черт.

Виктория

О, черт, черт, черт.

— Ах, так, значит, маленькая лгунья узнает это? — Ройс садится обратно, склоняя голову.

Отчасти это то, чего я ждала, но я хотела, чтобы Кэптен спросил меня напрямую. Но теперь отступать некуда.

Правда — все, что осталось.

Тем не менее, из-за нервов я медлю.

Мои глаза двигаются к Кэптену.

— Ты рылся в моих вещах.

— Это было само собой разумеющимся, — отвечает он.

Так и есть.

— Сначала я не придал этому значения, — признается Кэптен, и в его тоне звучит почти неуловимый намек на надежду. — Но как только это произошло, все встало на свои места.

Не все, иначе этот разговор начался бы совсем по-другому и без предшествующей ему игры.

Я смотрю на Кэптена, на напряжение в его глазах, и мой пульс гулко бьется в висках. Все скоро прояснится. У него было мало времени, чтобы осмыслить, что это на самом деле означает. В конце концов, это случилось сразу после того, как мои губы были сомкнуты вокруг его члена.

Я ждала этого, так почему же я вдруг чувствую, что не готова?

Не знаю, почему я спрашиваю себя об этом, ответ ясен.

Он отдает себя мне по крупицам, и я не хочу, чтобы он забирал что-то обратно. Но я говорила, что скажу правду, если меня спросят прямо, и я это сделаю.

— Каждый раз, когда я думал, что ты смотришь на Хлои или Мака, я ошибался, — говорит Кэп. — Ты смотрела на Тишу. Ты знала, что ее избивают. Ты знала, что она пишет для школьной газеты, и знала, какую машину водит Джейсон. Ты купила игрушку и газету, притаилась за углом и ждала возможности оставить это у нас под носом.

Я провожу языком по задней стороне зубов, ничего не отрицая.

Глаза Кэпа впиваются в мои, и я вижу, как он старательно размышляет над этим, произнося слова вслух. Напряжение растет на его лице, и он облизывает губы.

— Город, наши люди, — взгляд Кэптена перемещается на его братьев, сидящих без движения. — Раньше всевозможные вопросы проходили через начальника службы безопасности. С нами делились только после того, как все было улажено, так что мы оставались в курсе, но в стороне от проблем. Пока мы не попали в школу Брейшо. Мы были готовы к большему, хотели большего, и вдруг маленькие подсказки и намеки стали сыпаться налево и направо. Мы смогли держать все под контролем, будучи на шаг впереди.

Я сглатываю, когда Ройс добавляет:

— Из-за этого люди стали обращаться к нам.

— Нет... — Кэптен не согласен, его тон низкий, в его глазах, теперь прикованных исключительно к моим, горит явный огонек осознания и ниточка благоговения, боязливой надежды. Его брови сдвигаются, когда он делает шаг ближе. — Все же не так... верно? — шепчет он.

Мое сердце бьется в груди, как отбойный молоток.

Продолжай, Кэп.

— Девочки, над которыми издевались в школе, женщины, подвергавшиеся домашнему насилию, дочери, испорченные отцами, ублюдки, злоупотребляющие силой от нашего имени. — Кэптен поворачивает голову к своим братьям, до последней секунды не отрывая от меня взгляда, и то лишь на самое короткое мгновение. — Я бы сказал, что помогая этим людям, нашим людям, мы заслужили уважение, когда сначала оно было оказано нам из-за того, кто мы есть.

— Вы заслужили любовь своего города.

— И ты сделала это возможным, — быстро добавляет он. — Разве не так?

— Воу, какого хрена… — Ройс медленно встает. — Ты говоришь, что она… что это были не…

— Все время это был один человек, — произносит Мэддок.

Глаза Рэйвен широко раскрываются.

Ройс смотрит на Кэптена.

И Кэптен подходит ближе, не отрывая от меня глаз.

— Почему?

— Потому что она чувствовала это, — шепчет Рэйвен, но только ее муж поворачивается в ее сторону.

Она бросает на меня взгляд, слегка улыбаясь.

Кэптен сжимает мой подбородок, поворачивая мое лицо к нему.

Его глаза находят мои, повторяя:

— Почему, Красавица?

Я отвечаю на его отчаянную мольбу.

— Потому что всю свою жизнь я выслушивала грязь, которую люди прятали внутри себя. Я была тенью позади их уродства, невидимой угрозой, которую чувствовали и боялись. Но как только я поняла, что секреты существуют не только для шантажа, как мне говорили, моя цель изменилась. Я выведывала каждый секрет, который могла найти, и делала все необходимое, чтобы исправить то, что было неправильно.

Кэптен испускает низкий, рваный вздох, обе руки поднимаются, скользят по моим щекам и удерживают мою голову на месте.

Остальные наблюдают за происходящим, не произнося ни слова, не делая ни единого вздоха.

Глаза Кэптена, сегодня такие мучительные, восхитительно зеленые, умоляют о чем-то, но я не думаю, что они хотят чего-то от меня.

Скорее, от него самого.

Поверить словам маленькой лгуньи перед ним, когда он так нежно и мучительно задает свой односложный вопрос.

— Зоуи?

Влага собирается в моих глазах, и я сглатываю, отрывисто кивнув, стискиваю зубы, чтобы не дрожала челюсть.

Он качает головой, подходя ближе, упирается своим лбом в мой, пока его глаза неотрывно смотрят в мои.

— Скажи это вслух. Скажи мне, что ты оставила мне доказательство. Скажи мне, что ты засунула те больничные записи в мою сумку. Скажи мне, что ты та, кто привел меня к моей малышке.

Мои губы раздвигаются на резком выдохе.

Пожалуйста, — умоляют его глаза.

— Да, — шепчу я. — Я положила их туда, чтобы ты нашел.

Его хватка на мне становится крепче, дрожит, а затем внезапно исчезает, как и он сам.

Я стою во главе стола Брейшо. Рэйвен, Мэддок и Ройс смотрят прямо на меня.

Рэйвен застает меня врасплох, когда по ее щеке катятся слезы, но она не смахивает их со злостью, не борется с эмоциями, которые обычно ненавидит показывать.

Я смотрю в сторону и встречаю взгляд Ройса, когда он делает три шага ко мне.

— Три года, ВикВи. — Слова Ройса тяжелы, как камни. — Ты была здесь три гребаных года. Тихая, как мышка, но хитрая, как чертова лиса. — Он берет меня за руку и притягивает к себе. Его губы находят мое ухо, пока он обнимает меня. — Мы должны гордиться или быть взбешенными, малышка?

— Ты знал, что лисы охотятся на более мелких животных, чем волки, — шепчу я, — и взамен волки смотрят в другую сторону?

Он усмехается, отпускает меня и садится на край стола.

Мэддок приобнимает Рэйвен, положив ладонь на ее живот, и она накрывает ее своей.

— Мы дураки, раз не замечали? — спрашивает он. — Ты жила на нашей собственности. Ходила в нашу школу. Как мы это пропустили?

— Богатые не видят выгоды в тех, у кого ничего нет. Вас учили не замечать таких девушек, как я. Меня учили фокусироваться на том, на чем другие не осмеливаются. Я вижу то, что вы не можете. Вы видите то, что я хочу, чтобы вы видели.

— Но ты облажалась, — добавляет очевидное Мэддок.

У меня вырывается едкий смешок, и я киваю.

— Ну да. Последние несколько недель выдались адские.

Губы Рэйвен дергаются.

Голос Кэптена прорезает комнату, и мы поворачиваем головы в его сторону.

— У нас есть правила, — он сглатывает, преодолевая напряжение от своих слов, и воздушная легкость пронизывает мое тело.

Правила Брейшо.

Я киваю, и он продолжает.

— Нельзя никого сюда приводить, но ты это уже знаешь. Никаких наркотиков в этом доме, но можешь оставить травку, которая в твоей сумке. Пока она спрятана там, где моя дочь не сможет найти. — Он смотрит на меня долгое мгновение и добавляет: — Мы ужинаем вместе, каждый день, без исключений.

— О, черт, — шепчет Ройс, ухмыляясь, и Мэддок отвешивает ему подзатыльник.

Кэптен не отводит от меня глаз.

— Если не умеешь готовить, мы научим. — Он делает паузу, и тугое натяжение в плечах немного ослабевает, пока он борется с желанием расслабиться. — Рэйвен — полный отстой на кухне, так что мы не просим ее помощи.

Она смеется, и я замечаю, что тоже улыбаюсь, как и Кэп. Но он, быстро прочистив горло, выходит прочь, только чтобы тут же вернуться обратно.

Его взгляд такой серьезный, но слова намного серьезнее.

— Распакуй свое барахло, Виктория. Сейчас. Сегодня. Все. И спи под одеялом, а не на нем.

А потом он уходит, и меня охватывает опасное, рискованное чувство.

Надежда.

— Эй, эм-м, Рэй-Рэй, ты должна одолжить мне свои наушники на сегодня.

Мои глаза перескакивают на Ройса, и он подергивает бровями.

Рэйвен, смеясь, уводит своего мужчину с кухни, и Ройс следует за ними.

Я даю себе секунду, чтобы отдышаться, а затем поднимаюсь в комнату, которую мне выделили, и делаю именно то, что велел Кэптен.

Впервые я обживаюсь в своем новом доме.