Будь проклята страсть

Когда графиня потянулась к шнурку звонка, Ги перехватил её руку, обнял за талию и с силой потянул на диван.

   — Пустите! — Она повалилась на него. — Пусти...

И принялась вырываться. Прикосновение её бёдер и ног доставляло Ги удовольствие. Сопротивлялась она яростно. Ги одной рукой ухватил её тонкие запястья, другой задрал ей подол.

   — Нет! — выкрикнула она, изгибаясь, высвободила одну руку и принялась бить его по лицу.

Он снова стиснул ей запястья.

   — Господи! Перестаньте... перестаньте! — Она тяжело дышала, продолжая борьбу. — Войдут слуги. Вы...

   — Если хотите, чтобы вошли, завопите ещё раз.

Ги посмеивался.

Графиня заскрипела зубами, глаза её сверкали яростью. Ги задрал ей юбку повыше, но она оказалась неожиданно сильной, и удерживать одной рукой её запястья было трудно; потом она больно укусила его за руку, вырвалась и бросилась к двери. Ги прыгнул за ней и поймал её. Она сильно пнула его в голень, ему пришлось её выпустить. Но он тоже находился рядом с дверью, и графиня побежала в другой конец комнаты, груди её тряслись, волосы рассыпались по спине. На миг она сверкнула на него глазами. Их разделял большой стол, стоявший посреди комнаты.

   — Чёрт вас возьми — убирайтесь...

   — Не раньше, чем ты сдержишь обещание, — засмеялся он. — Брось, Кристина, к чему быть такой застенчивой?

Графиня бросилась к дальней двери, но Ги перехватил её. Когда она заколотила кулаками по его лицу, он поднял её и швырнул на диван. Она всё не унималась и подскочила, едва не вырвавшись.

   — Чёрт! Ладно же...

Ги выставил руку, преградив ей путь как раз вовремя, а другой рукой прижал её голову так, что она оказалась над краем дивана лицом вниз.

   — Нет, нет...

Ги придавил её плечи и задрал ей юбку, обнажив бедра в тонких розовых трусиках. Графиня пыталась вырваться. Теперь, когда юбка не стесняла движения ног, она стала активнее. Они боролись молча; потом он навалился на неё.

По телу графини прошла дрожь. Она дёрнулась ещё раз и, словно обессилев, расслабилась. Ги выпустил её плечи, обхватил обеими руками за талию и притянул к себе. Она стала негромко постанывать. Сама прижалась к нему.

   — Ги... Ги... запри дверь... слуги.

Через два часа он ушёл. У двери спальни графиня в кимоно, накинутом на голое тело, обняла его за шею и потянулась за прощальным поцелуем.

   — Завтра, ладно? Завтра, Ги.

Дождь на улице прекратился. Ги шёл, помахивая тростью и посмеиваясь.

— Бог ты мой, какая красота! — Ги раскинул руки. — Франсуа, посмотри. Великолепно, правда?

По стенам виллы Ла Гийетт вилась глициния, на открытых окнах раздувались занавески, газон был ровным, зелёным, за ним пестрели цветами клумбы Крамуазона. Они приехали на станцию Иф солнечным утром, с моря дул ветерок, и папаша Пифбиг быстро довёз их до виллы.

Ги чувствовал себя свежим, возрождённым. Как он любил это место! Здесь царил покой. Надо проводить больше времени на вилле, а не в этом шумном Париже. Париж с жадностью читал повесть «Орля», навеянную наваждением на реке. Поль Оллендорф, его новый издатель, создал ей в мае громадную рекламу — парижане как раз были охвачены новым поветрием — оккультизмом, страстно обсуждали тайны одержимости бесами, ломились по вторникам на лекции профессора Шарко в Сорбонне. Странное название «Орля» вызвало ажиотаж. Анатоль Франс назвал его «мощным повествователем». И за первые же две недели после выхода книги трое мужчин во Дворце правосудия в ответ на обвинения в избиении жён до потери сознания, ответили, что были «одержимы таинственным духом»!

Радость успеха омрачалась неполадками в сердечных делах. Особенно раздражала его Эммануэла, она стала более требовательной, чем когда бы то ни было, и ещё более недосягаемой. Мари вернулась, у них было несколько кратких встреч, потом она уехала с д’Анверами в Пиренеи, где собиралась провести всё лето. Ги поддался её очарованию и всякий раз, встречаясь с нею, испытывал какой-то смутный страх. Иногда она вела себя так, словно не хотела видеться с ним, чтобы не поддаться чувствам, более серьёзным и глубоким, чем сама сознавала. Мари обладала какой-то непостижимой для него загадочностью. Он не совсем доверял ей и вместе с тем желал её. Его преследовал обаятельный образ этой женщины. При каждой встрече, едва он видел её, сердце у него начинало колотиться, как у мальчишки. Он ревновал Мари к тому, чего не знал о ней, даже к её отсутствиям. Иногда она держалась так, что казалась совершенно наивной. Через минуту становилось ясно, что она потешается над ним.

Однако теперь, в Ла Гийетт, Ги забыл обо всех этих неладах.

— Франсуа, чувствуешь запах моря? — радостно воскликнул он.

   — Да, месье, — ответил тот, взваливая на плечо тяжёлый чемодан. — Очень приятный.

Ги взглянул на него с усмешкой. Франсуа пёкся о его здоровье и хотел, чтобы они жили здесь, а не в Париже. Вошёл в дом. Там всё сверкало. Клем заботилась о доме замечательно. Она пришла, как только Ги известил её о своём приезде. Они приятно провели послеобеденное время, разбирая его корреспонденцию и деловые бумаги. Когда она, собираясь уходить, надела шляпку, Ги сказал: