– Гм, я не знал, что это незаконно. Я понимаю, нарушать закон плохо, только мне бы очень хотелось раздобыть костюм в черно-белую полоску и шапочку, какие носят заключенные. Из него получилась бы отличная пижама. А человеку, отсидевшему свой срок, разрешают забрать костюм?
– В наше время заключенные носят оранжевые комбинезоны с молнией спереди. Покрой не подчеркивает фигуру, и с твоим цветом волос я бы воздержалась от оранжевого.
– Никогда больше не буду останавливать попутные машины.
Каким-то чудом мы с Фрэнком успеваем вернуться домой, не вызвав подозрений у Мими, и задолго до того, как надо вынимать из духовки ракушки.
– Выглядит аппетитно, – говорит Фрэнк, когда я вытаскиваю сковороду из духовки и ставлю на стол. – А почему ты босиком?
Ксандер без предупреждения исчезает на несколько дней. Мне нет дела до того, чем он занимается в свободное время, а у него все время свободное. И все-таки это невежливо, особенно когда я приготовила на ужин запеканку из цветной капусты с фетой, которую Фрэнк терпеть не может, а Ксандер просто обожает.
Зато возвращается он с новыми странными фотографиями для галереи Фрэнка. Когда я спрашиваю, что это за девушка с татуировкой во всю спину, которая стоит на фоне стены с таким же рисунком, он говорит:
– Так, одна знакомая.
Я иду за Фрэнком и Ксандером в Дом мечты. Они пошли «курировать коллекцию», пообещав, что ровно через час Фрэнк сядет за уроки. Прошло полтора. Когда я вхожу через боковую дверь в гараж, мне навстречу вылетает с порывом воздуха и падает на дорожку обгорелый черный комочек. Я догоняю его, наступаю ногой и возвращаюсь в гараж.
– Что это было? – спрашиваю я у Фрэнка, облокотившегося на перила с салфеткой в руке.
Он одет в полосатый льняной костюм с цепочкой для часов на жилете и соломенную шляпу – точь-в-точь пассажир, машущий провожающим с палубы «Титаника».
– Я поджигаю салфетки и бросаю их на пол.
– Зачем, ради всего святого?
– Чтобы наблюдать за воздушными течениями. Это научный проект, его придумал Ксандер.
Я в мгновение ока взлетаю по лестнице.
– Хватит. Дай сюда спички.
– Это не опасно, пол в гараже бетонный.
– Опасно. Отдай спички.
Заставив Фрэнка вывернуть карманы, а также снять канотье, носки и туфли, я убеждаюсь, что у него нет больше спичек, и отправляюсь искать Ксандера. Он сидит по-турецки на кровати, слушая музыку и разбирая фотографии. Сначала он улыбается, а когда видит, что я не нахожу в ситуации ничего забавного, отвечает:
– Расслабься, Элис. Дай ему побыть ребенком.
В конце октября Фрэнк с Ксандером начинают планировать роскошную вечеринку в честь моего дня рождения. Предполагается, что это сюрприз, однако Фрэнк, разумеется, не может держать язык за зубами. Я сбиваюсь с ног, помогая Фрэнку с приготовлениями. Ксандер – мастер подавать идеи, а воплощать их в жизнь не может или не хочет. Наступает долгожданный вечер. Ксандер не появляется. У него хватает совести подложить Фрэнку в карман записку: «Я не хожу на дни рождения». Значит, он не увидит ни белоснежного кокосового торта, который сам же посоветовал Фрэнку, ни изысканных фальшивых свечей из коктейльных соломинок с нарисованным пламенем и приклеенными блестками.
В знак протеста Фрэнк разражается грандиозной истерикой, а я еще целую неделю вычесываю из волос блестки. Ксандер не появляется дольше, чем в прошлый раз. Мне уже двадцать пять. Пора бы и поумнеть. Ненавижу кокосовый торт!
Еще один вечер, который я изо всех сил стараюсь забыть. Ксандер с Фрэнком сидят перед роялем, играя в четыре руки. Мими стоит за ними. Одна ее рука покоится на макушке Фрэнка – типичный для матерей собственнический жест, который говорит всему миру: это мой ребенок, я его люблю, и он меня тоже. Вторая рука лежит на затылке Ксандера. Это тоже о чем-то говорит, только я не уверена, что хочу вдаваться в подробности.
В тот месяц между моим днем рождения и Рождеством меня больше всего огорчало то, как сильно скучает по Ксандеру Фрэнк. Несмотря на мои уговоры, он отказывался даже близко подходить к роялю. Вернувшись из школы, мальчик шел в Дом мечты и садился на площадку второго этажа, положив подбородок на среднюю поперечину перил и болтая ногами, точно рыбак на мосту. Он не хотел ни бегать по двору с пластмассовым мачете, ни в пятисотмиллионный раз смотреть «Касабланку», ни даже устраивать мне экскурсию по своей галерее. Как-то раз, когда все мои попытки заинтересовать Фрэнка хоть каким-то более веселым занятием провалились, я сдалась и села рядом.
Фрэнк взял меня за руку и сказал:
– Грустная часть, о которой я тебя предупреждал.