Будь у меня твое лицо

Полицейские переглядываются, затем окидывают меня оценивающим взглядом с ног до головы. Повисает опасная тишина.

– Это правда? Просто любовная ссора? – уточняет наконец старший. На его лице написано: «Ох уж эти богачи, все одинаковые». Теперь он здорово злится.

– Я знаю его имя, разве не так? У меня есть сообщения, которые подтверждают нашу близость. Не знаю, что он рассказал полиции, но сейчас он очень зол на меня за то, что я пришла туда, где он не хотел меня видеть. Долгая история, которую неловко рассказывать. Я могу пойти в отделение и дать показания, только, пожалуйста, не позволяйте нашей личной жизни портить наш бизнес. Это не вина салона, виновата я. – Я низко кланяюсь Мадам. – Мне очень жаль. – Я снова кланяюсь и приседаю. Внутри бурлят эмоции, я почти в эйфории. – У меня нет слов.

Несколько раз Мадам открывает и закрывает рот. Она решает, как реагировать; старший полицейский, видимо, тоже. Он смотрит на меня с отвращением. Молодой же потерял дар речи.

– Любовные ссоры! – восклицает наконец Мадам. – Богачи в наше время совсем потеряли совесть! То, что они злятся, еще не дает им права очернять чужую работу, ведь от нее зависит существование других людей! А что насчет вашего плотного графика? Уверена: вам есть чем заняться, кроме как бегать за девушкой богатенького мужчины только потому, что он знает ваших начальников. Неправильно это.

Ей можно доверять: она способна уколоть мужскую гордость и самолюбие, а потом задать делу нужное направление.

– Дурацкая ситуация, – цедит сквозь зубы старший полицейский.

Теперь мы все ждем лишь его ответа. Мадам снова смотрит на часы, и я знаю: в этот момент она переживает череду микроинфарктов. Менеджеру скоро придется обзванивать клиентов, зарезервировавших места на ближайшее время, с просьбой не приходить.

– Так, все, ты, – старший полицейский указывает на меня пальцем, – прямо сейчас пойдешь с нами. Даже не думай, что сможешь переодеться, – я потратил много времени, чтобы добраться сюда.

Из коридора, где за приоткрытыми дверями прячутся девушки и официанты, раздается тихий хоровой вздох облегчения.

Я спешу за полицейскими к лестнице, как вдруг выбегает наш менеджер и дает мне свой пиджак. Я благодарно улыбаюсь. В машине я надеваю его и нахожу в карманах наличные и пакетик с орешками.

Слава богу. Ночь обещает быть долгой.

В Миари я видела и переживала моменты, ниже которых, казалось, упасть уже нельзя. Мне доводилось жить и работать среди настолько злых и потерянных людей, что в их головах не оставалось ни единой мысли. Попав туда, я сразу поклялась себе выбраться как можно скорее. Когда это получилось, на прощание мне сказали, что я жестокая, токсичная, неблагодарная сучка, раз после всего сделанного мне добра могу так просто взять и оставить их в прошлом. Те люди подсчитали все свои мелкие одолжения: «Я каждую неделю отпускала тебя в баню», «Я купила тебе те дорогие туфли», «Я помогла тебе украсить твою комнату», «Я водила тебя ко врачу, когда ты была больна».

Доктора и фармацевты, держащие клиники в таких районах, как Миари, и наживающиеся на девушках и их болезнях, ничем не лучше помойных крыс, продающих смазки и платья «ручной работы». Ничем не лучше менеджеров и сутенеров, политиков и полицейских, а также общества, которое осуждает лишь девушек, запертых в подсвечиваемых красным цветом комнатках. «Это ваш выбор», – говорят они.

Все это – огромная чудовищная помойка.

* * *

В полиции я провела несколько часов, прежде чем у меня взяли показания. Это в наказание. Они даже не подозревали, насколько я рада быть сейчас здесь, а не пить в салоне алкоголь.

Меня наконец отпускают. Уже очень поздно, на улицах полно пьяных, опирающихся на фонарные столбы и ждущих смены светофора.

Я должна ощущать голод, но кроме подкатывающей головной боли не чувствую ничего. Нужно что-то предпринять, прежде чем она накроет меня. Это лишь вопрос времени, и тогда я не смогу даже идти прямо.

Я нахожу стул возле круглосуточного магазина и вынимаю из пиджака свой телефон. Пришло несколько сообщений. Одно от менеджера. Он говорит, что беспокоиться не стоит, на работе салона ситуация не отразилась, а Мадам не станет мне что-либо предъявлять: было слишком много свидетелей, готовых поручиться, что ночь выдалась весьма занятой. Еще он пишет, что мне не нужно возвращаться. «Иди домой и отдыхай», – в сообщении подмигивающий смайлик и рожица с каплей пота на лице. Пришло также несколько сообщений от наших девушек – самых младших. Они ищут меня и интересуются, все ли в порядке. Я всем отправляю улыбающиеся эмодзи, просто нет сил писать что-то еще. До того как разболится голова, осталось совсем немного времени. Мне нужно в аптеку. Но я начинаю писать новое сообщение.

«Привет, это я», – печатаю на телефоне.

Брюсу.