Так резко я говорила с ним впервые. Я едва ли не плевалась ядом, совсем как моя бабушка. Я знала, что ранила его: он не разговаривал со мной весь вечер и даже на следующее утро. Думаю, он ждал извинений – я постоянно замечала на себе его обиженные взгляды. Вот только он меня явно недооценил. Я не пошла на мировую, и он забрал свою миску с кхальгуксу в спальню и съел его, сидя за моим туалетным столиком и уткнувшись в телефон. Ночью, когда муж уснул, мне пришлось стирать брызги с поверхности.
В последнее время я чувствую приступы супружеской нежности только на работе – слушая, как коллеги перемывают косточки мужьям. Раньше подобное случалось, лишь когда женская часть коллектива собиралась на совместные посиделки: на обеде, кофе-брейках или перед совещаниями. Но сейчас эти пересуды уже просачиваются и в обычные рабочие разговоры, даже когда мужчины их слышат.
– Это и правда последняя капля, – говорит Бора-сонбэ. – Вчера он вернулся домой в три утра, разбудив Сюн-ен, а утром попросил меня приготовить ему антипохмельное жаркое. Когда же я сказала, что мне, вообще-то, нужно на работу, он ответил следующее: «Я попрошу маму приготовить это жаркое и заморожу его, чтобы оно всегда было под рукой». Можете представить себе? Моя свекровь уже думает обо мне как о невнимательной жене и матери.
В разговор вступает Джу-ын:
– Это еще что. Знаете, сколько раз в этом году моя свекровь была у нас дома в наше отсутствие? Только потому, что купила нам жилье, она считает его
Я просто сижу, кивая с сочувствием и симпатией. А в голове проносятся теплые мысли о муже и его очень кстати умершей матушке.
Но если бы я знала наши долгосрочные жилищные перспективы, то променяла бы мертвую маму на живую и при деньгах. До свадьбы я почему-то была уверена, что раз у будущего мужа стабильная работа в одном из самых крупных конгломератов страны, дохода будет хватать. Мы бы подкопили и через пару лет купили квартиру – разве не все так поступают? Я и не подозревала, что его месячная зарплата – всего три миллиона вон. Ну, точнее, мне и в голову не приходило, что три миллиона вон – это так мало. Чем дольше мы женаты, тем больше мне кажется, что наша банковская книжка ссыхается всякий раз, когда я достаю ее из ящика.
Знаю: собственное жилье – заоблачная мечта. Но каждый месяц я стараюсь сэкономить хоть немного, делая все возможное, чтобы кто-то угостил нас едой. Вдобавок к туалетной бумаге я стала приносить домой губки и средство для мытья посуды с офисной кухни. Жаль, нет способа перепродать канцелярку: у нас уже накопилась целая гора хороших ручек.
Как ни противно признавать это, в одном мой супруг прав: скоро придется сообщить на работе о своем положении, если я хочу уйти в декрет. Надеюсь, мне дадут побольше времени, хотя, я слышала, по истечении года отпуск не оплачивается. Но это слухи, их придется проверить. Однако наш отдел кадров печально известен длинными языками, и, если мой непосредственный начальник узнает, что кадровикам я рассказала раньше, чем ей… от одной мысли колени подкашиваются.
Я забеспокоилась об этом с момента, как появилась надежда, что ребенок родится. Но как обсудить подобное с озлобленной незамужней начальницей-трудоголиком? Я боюсь ее реакции. Вдруг она скажет, что оплачивать декретный отпуск нелепо? В ее-то жизни такого может и не случиться. «Нет, нет и еще раз нет. Как можно платить тебе, если ты не работаешь, в то время как другие трудятся вдвое больше? А ты будешь играть с ребенком дома? Из-за особ вроде тебя многие компании и не желают брать на работу женщин. Поэтому женщина всегда позади. Будь ты мужчиной, сколько дней отпуска по уходу за ребенком тебе бы понадобилось? Правильно: ни одного». А потом, когда я во славу феминизма выйду на работу, она сделает все возможное, чтобы понизить меня в должности. Если я попытаюсь уйти, скажем, до обеда, она соберет всю ярость и нацелит на меня, словно паяльную лампу. Я знаю ее тактики. Я знаю ее едкий характер. Если бы она не была такой бешеной сучкой, мне было бы даже жаль ее. Но вместо этого ненависть тяжелым камнем сидит в моей груди и каждый день опускается все ниже, в живот.
Моя единственная надежда – Бора-сонбэ. Она совсем недавно перевелась к нам; я знаю о ней немного, но у нее есть сын трех-четырех лет. Интересно, ее начальник из другого отдела была добрее мисс Чун? Чувствовала ли она страх, когда сообщала о декретном отпуске? Я решаю поговорить с ней за обедом. Лучшее время, чтобы лакомиться самыми волнующими деталями чужой личной жизни.