Неожиданно все закончилось тем, что двери перестали открываться, а все чиновники попрятались по кабинетам. В ту же секунду в противоположном конце коридора распахнулась наружная дверь, и на красную ковровую дорожку вступила нога весьма солидного человека. Дверь он сам не открывал – ее придерживал маленький человечек в таком же, как и у всех кабинетных работников, костюмчике. Вроде на улице было лето, но прибывший начальник почему-то был в дубленке нараспашку и в пыжиковой шапке, возвышающейся на голове, словно Пик Коммунизма, бывших недосягаемым простому советскому человеку дефицитом и одновременно униформой больших партийных боссов. Пропустив начальника, маленький человек проскользнул сам в коридор, бросив дверь на произвол судьбы, догнал начальника и пристроился сбоку. Он тотчас на ходу принялся что-то докладывать начальнику и трясти какими-то документами, пытаясь обратить на себя внимание. Несмотря на свой незначительный рост, он умудрялся делаться еще меньше, чуть сгорбившись, наклонив головку, глядя преданными и влюбленными глазами как-то сбоку и снизу, и даже двигаясь на полусогнутых коленях. Делал он в два раза больше шагов, вернее шажков, чтобы рядом идущий чувствовал себя исполином. Сам же начальник редко и вяло реагировал на доклад подчиненного и не поворачивал к нему головы ни на миллиметр.
– Антон Петрович, – деликатно произнес Толя, поднимаясь с места и пытаясь обратить на себя внимание, когда парочка проходила мимо. При этом маленький человек посмотрел в нашу сторону так, будто мы остановили на Красной площади правительственный лимузин, чтобы спросить, как пройти в туалет Ленинской библиотеки или к гастроному. Начальник же, к еще большему ужасу сопровождаемого, остановился и снисходительно заговорил с Толей, узнав того:
– А, Анатолий Михалыч? Опять ко мне? Ну что ж… Ты это… Подожди, брат, сейчас я… Подпишу кой-какие бумаги. Посиди тут. Вызовут.
Когда парочка скрылась за дверьми кабинета, Толя тихонько пояснил:
– Это он – тот, кто придумал этот загробный мирок. Ему эта хрень с транспарантами, и гипсовыми пионерами, представь, не что иное, как рай. Тут он доволен и счастлив. А этот обосравшийся от страха тип – это опять же так, кукла, бутафорный человечишко, папье маше. Как, впрочем, и все те, что попрятались. Но как он без них, без этих картонных подхалимов, может чувствовать себя в раю счастливым?
Вскоре в коридоре появилась строгая секретарша и пригласила нас пройти в кабинет большого начальника – изобретателя рая нового типа, то есть советского коммунистического. Попасть к начальнику можно было, пройдя через комнату секретарши. К счастью других ожидающих и внутри не было, хотя, на мой взгляд, каких-нибудь ходоков, мнущих шапки от нерешительности, можно было бы добавить в этот спектакль для экзотики. Интересно, но маленький подхалим, зашедший в это же помещение, исчез напрочь. Не было его ни в комнатке секретарши, ни в самом кабинете начальника. Испарился?
Антон Петрович сидел за огромным письменным столом и работал, то есть подписывал какие-то бумаги. На столе, помимо бумаг, папок, а также свежей на вид, не читанной еще, газеты «Правда», стояли рядом два телефона – белый и красный, поблескивал графин с водой и под ним теснились около дюжины граненых стаканов. В кабинете неподалеку от стола громоздился сейф, сильно напоминающий робота, благодаря стоящему на нем глобусу, а по другую сторону – полка с полным собранием сочинений Ленина и какими-то прочими книжками типа «Капитал» Маркса и «Как закалялась сталь» Николая Островского. На одной из полок стояла всего лишь одна книга, а скорее книжища – толстая, на вид в пуд весом. Название книги было «Заповеди Владлена». В углу грустными глазами смотрела на происходящее в кабинете голова гипсового Ленина, стоящая на высокой тумбочке. Не отрываясь от дела и не поднимая головы, хозяин кабинета плавным жестом пригласил нас присесть на кресла, стоящие поодаль. Некоторое время (которого хоть в загробном мире и не должно быть, но и для этого коммунистического спектакля оно было вещью незаменимой, пусть даже в бутафорном виде) мы сидели молча и ждали, когда же их партийное сиятельство соблаговолит выслушать наши просьбы.
– Да, товарищи, я вас слушаю, – произнесла, наконец, душа бывшего партийного советского начальника, построившего-таки светлое будущее, правда в загробном мире. Впрочем, какой он бывший? Он и здесь начальник.
– Антон Петрович, – начал осторожно Толя, – мы к вам вот по какому поводу. Со мной опекаемый мною товарищ… Назови себя.
– Александр… Александр Константинович Маркелов, – промямлил я. – Инженер лаборатории фракционирования белков (Константиновича мне в детдоме придумали, а может и действительно были какие-то сведения об отце).
– Коммунист, стало быть? – чуть прищурив глаза и внимательно вглядываясь, спросил хозяин кабинета, и теплый огонек загорелся в его глазах.
– Беспартийный.