Будда

Авторы Упанишад были далеко не единственными, кто стал отвергать старую религию браминов, хотя Упанишады долгое время оставались тайным учением, известным только в западных районах долины Ганга. Монахи и аскеты-отшельники в ее восточных районах не могли, конечно, слышать об Упанишадах. И все же выраженные в Упанишадах новые идеи прокладывали себе дорогу, хотя и на чисто бытовом уровне. В восточной части Северной Индии никогда не знали понятия брахман, кстати, оно никогда и не упоминалось в канонических трактатах буддистов, однако в этом регионе укоренилось бытовое воплощение этого вселенского принципа — в культе нового бога Брахмы, который, как считалось, восседает на небесах превыше всего и вся. Самому Гаутаме, похоже, было неизвестно понятие брахман, но он наверняка знал о боге Брахме, который, как мы увидим, сыграл важную роль в его судьбе[35]. Покинув Капилаватсу, Гаутама направился как раз в восточные районы долины Ганга, и вся его дальнейшая жизнь прошла в скитаниях по территории новых царств Кошалы и Магадхи и соседних с ними республиках. Здесь отрицание древней духовной традиции ариев приняло более приземленные, практические формы. Людей меньше занимали метафизические рассуждения о первооснове всего сущего, куда больше они пеклись о собственном избавлении. Лесные отшельники, скорее всего, не были знакомы с трансцендентным понятием брахмана, зато стремились познать атман, абсолютное духовное начало внутри себя, изобретая всевозможные методы, которые позволили бы соприкоснуться с этим вечным имманентным началом. Учение об истинной духовной сущности человека, согласно которому избавление от страданий жизни вполне достижимо и не требует посредничества жрецов, находило у них отклик. К тому же оно согласовывалось с индивидуализмом нового общества и его культом опоры только на собственные силы. Познание своей истинной духовной сущности позволяло подняться до мысли, что страдания и смерть не есть единственное, на что обречен человек. Но как сделать это и тем самым вырваться из бесконечного цикла перерождений — сансары? Монахи-отшельники тщетно бились над этим.

Таким образом, в восточной части долины Ганга вопросы веры были открыты для обсуждения, тогда как в западных районах это была закрытая тема — авторы Упанишад ревностно оберегали свое учение, не подпуская к нему мирян[36]. Напомню, что в этих местах странствующих монахов никогда не считали бездельниками, напротив, их неустанные духовные поиски рассматривались как подвижничество первооткрывателей. Подобно авторам Упанишад, они открыто отвергли старое ведическое вероучение и снискали уважение как мятежники духа. Приобщаясь к монашеству, следовало пройти через церемонию посвящения в послушники — паббаджджа («уход из дома»), — становясь тем, кто в буквальном смысле покинул общество, основы которого, как мы уже говорили, были заложены еще ариями. Согласно ритуалу неофит должен был отказаться от всех внешних атрибутов своей касты и предать жертвенному огню одежду и утварь, которыми пользовался в мирской жизни. Так он становился саньясином (бродячим монахом, который порвал с мирской жизнью), а желтое одеяние, которое он надевал на себя, являлось символом восставшего духа. И наконец, новообращенный должен был символически проглотить священный огонь, очевидно, в знак того, что отныне встает на стезю духовных поисков[37]. Это означало, что он намеренно покидает общество, отказываясь от положения домохозяина, т.е. главы или участника самостоятельного домашнего хозяйства. Все значение этого шага можно понять, если вспомнить, что домашнее (или семейное) хозяйство представляло собой основную ячейку, или опору, арийского общества: человек, который имел семью, выполнял важнейшие общественные функции: вел самостоятельное семейное хозяйство, производил потомство, давал деньги на священные обряды жертвоприношения, которым, как уже говорилось, придавалось особое значение, участвовал в политической жизни — словом, поддерживал существование социума. Монахи же, порывая с ним, тем самым слагали с себя эти обязанности и становились полностью свободными. Они оставляли позади налаженный семейный быт, чтобы вести жизнь лесных отшельников. При этом они полностью освобождались от тесных пут общества — ограничений, которые налагала кастовая принадлежность. Подобно торговцам и коммерсантам, монахи были самой подвижной частью населения: всю жизнь они проводили в скитаниях, переходя из одного княжества в другое. С этой точки зрения их тоже можно отнести к представителям новой формации, наиболее полно отражающей дух того времени — индивидуализм, который в их образе жизни получил наиболее полное и яркое выражение.