Будда

Гаутама так и не присоединился ни к одной из этих религиозно-философских сангх. Он направился в окрестности Весали, столицы республики Видега, чтобы вступить в дхарму учителя по имени Алара Калама, который, судя по всему, практиковал учение санкхья (букв. — число, перечисление, расчет)[9]. Вполне возможно, что Гаутама был уже знаком с этой философской школой, хотя бы по той причине, что ее основатель, мудрец Капила, живший в VII в. до н.э., судя по его имени, имел какую-то связь с Капилаватсу. Согласно представлениям санкхья, корень трагичности бытия не в желании, а в незнании — страдание проистекает от того, что человек не ведает своей истинной сущности. Мы часто путаем ее с умственно-психической деятельностью в обыденной жизни. Однако чтобы достичь освобождения, требуется самоуглубление, способность осознать, что истинное духовное начало человека не имеет ничего общего с этими изменчивыми мелкими и неудовлетворительными состояниями духа. На самом деле истинная духовная сущность человека вечна и идентична с Вселенским духом (пуруша), который дремлет в каждой вещи и в каждом живом организме, но материальный мир (пракрити) заслоняет его, делая невидимым. Главную цель праведной жизни философия самкхья видела в умении отличать пуруша от пракрити. Ее последователь должен уметь преодолеть смятение чувств и обратиться к совершенствованию сознания, чистейшей части своего существа, которая обладает способностью отражать Вселенский дух. Такого состояния добиться крайне сложно, но, однажды возвысившись до откровения, что истинная духовная сущность является вечной, свободной и абсолютной, последователь санкхьи достигал полного освобождения. И тогда все материальное (пракрити) немедленно покидало его сущность «подобно тому, как уходит танцовщица, удовлетворив желание своего хозяина» — такое сравнение приводится в одном из канонических текстов[10]. Считалось, что монах, познавший это откровение, достиг просветления, потому что пробудился к осознанию своей истинной сущности. Отныне, когда он знает, что вечен и абсолютен, страдания оставляют его. Пребывая в этом состоянии, он скорее сказал бы «оно страдает», вместо «я страдаю» — потому, что страдания теперь для него становятся чем-то бесконечно далеким от открывшейся ему собственной истинной сущности. Просветленный продолжает жить, чтобы до конца израсходовать остатки плохой кармы, но после смерти ему не грозят новые перерождения, потому что он освободился от материалистической пракрити[11].

Учение санкхья оказалось настолько близко по духу Гаутаме, что, закладывая основы своей собственной дхармы, он включил в нее несколько элементов этой философии. Понятно, что человеку вроде Гаутамы, недавно утратившему все иллюзии относительно окружающего мира и человеческого бытия, санкхья особенно импонировала тем, что учила во всем искать праведности. Человеческая природа (пракрити) — это всего лишь эфемерность, и, невзирая на причиняемые ею страдания, по сути это все равно не есть истинная реальность. Тем, кто испытал разочарование в мирской жизни, санкхья приносила облегчение душевной боли, объясняя, что человеческая природа, несмотря на свой неблаговидный облик, все же дружественна по отношению к человеку. Она, пракрити, даже способна помочь достичь просветления. Все живое в природе, подобно человеку, стремится к высвобождению своей истинной сущности; и посему природа изначально согласна отстраниться, чтобы позволить истинной сущности обрести свободу. В этой системе взглядов даже страданию отводилась позитивная роль, потому что чем больше страданий, тем сильнее жажда освобождения от боли и скорби; чем сильнее стальная хватка мира пракрити, тем сильнее желание освободиться от него. Чем глубже человек осознает, что его жизнь обусловлена действием внешних сил, тем более страстно он стремится к обретению абсолютной, свободной от обусловленности пуруша. Но каким бы сильным ни было это стремление, даже аскету, как показывала практика, трудно освободить себя от влияния материального мира. Что же говорить о простом смертном, которого жизнь обрекает на бурные порывы души и тела? Как ему подняться над суетностью и жить лишь чистым разумом?