Будда (2-е изд., испр.)

Посмертные рассказы о Гаутаме Будде, записанные спустя два века и даже значительно позднее его Паринирваны, свободно, по своему усмотрению обращаются с фактами, играют, импровизируя, историческими событиями, выстраивают более привлекательный сюжет, способствующий широкому распространению буддийского учения. В них с холодным безразличием относятся ко всему тому, что как-то связано с конкретным человеком и его непростой судьбой. При этом надо иметь в виду, что Канона, общего для всех течений и направлений буддизма, не существует.

Создание метафизического образа требует совершенно иного подхода, чем сочинение исторических хроник или деловых документов. Это происходит не только потому, что недоступные житейскому опыту фундаментальные принципы бытия проявляются подобно зыбким теням и похожи на обрывки хрупких и ускользающих снов, а скорее всего, потому, что состояние религиозного экстаза, в котором явь замещается мечтой и предчувствием того, что находится по ту сторону жизни, требует отстранения от всего будничного и прозаического. Последователи новых учений не отказывают себе в удовольствии находить неожиданные, большей частью фантастические и сказочные сюжеты, объясняющие необходимость других, чем прежние, путей, ведущих людей к освобождению от пут несовершенного мира.

Тут будет уместным, надеюсь, провести аналогию со старинными домами из числа тех исторических памятников, которые находятся под охраной государства. Как бы ни менялось их декоративное оформление, как бы ни перестраивались они изнутри, их изначальный дух, их первоначальный облик не так-то легко уничтожить всеми этими появившимися новшествами. То же самое происходит с учениями пророков в их первоначальном изложении. Живое устное Слово Первоучителей, когда-то заученное их последователями и позднее зафиксированное письменно, в лучшем случае сохраняет тот же смысл, а в худшем — искажается, слегка или основательно, из-за неверного понимания или при неточном переводе на другие языки. Все это неизбежные издержки бытования священных Писаний. Ведь они распространялись на протяжении больших отрезков времени и на удаленных друг от друга пространствах. Не избежали подобной участи и буддийские сочинения. Более того, некоторые из них настолько противоречат друг другу, что их просто невозможно свести в единый, признаваемый всеми буддистами Свод.

Хочется думать, что, несмотря на отсутствие у буддистов, как, впрочем, и у индусов, священной книги, подобной Библии или Корану, учение Гаутамы Будды во всех его трактовках и при различных путях к конечной цели объединяет нечто общее. А именно: преодоление ущербности сознания путем его последовательной и терпеливой гуманизации. Отказ от своего эгоистического «я», полное его забвение открывает сердце человека для любви и сочувствия к другим людям. «Я» замещается всеобъемлющим понятием «Мы».

Его Святейшество Далай-лама XIV с впечатляющей четкостью конкретизировал эту мысль: «Если расширить свое „мы“ до пределов человечества, то некому будет противостоять, некого бояться и ненавидеть. Это значит обрести мир, где нет ничего „твоего“, потому что он принадлежит тебе весь. Мир в душе. И во всем мире»[294].

Гаутама Будда убедился в идентичности и общности всех земных существ. Приведя в движение колесо своего учения, он перенаправил во времени и пространстве эволюцию божьих тварей на тот путь, на котором для них исчезает всякая необходимость пожирать друг друга.

Не в этом ли мудрость учения, предложенного Гаутамой Буддой? Ведь он пошел против течения, будучи уверенным, что река жизни изменит русло и двинется за ним — в другую, противоположную прежнему течению сторону. И в этот новый поток войдут его последователи.

В ту пору полного разброда и шатания с помощью буддистов верхи смогли произвести капитальный ремонт в ставшей неэффективной ведийской идеологической системе. Иногда стоит немного расшевелить и умственно напрячь духовных учителей, мудрость и знания которых еще вчера не подвергались сомнению. Известно, что это идет на пользу делу и укрепляет власть правящей элиты.