Будда, боги, люди и демоны

Конечно, наблюдать шествие так близко на в Канди, ни в Катарагаме я бы не могла. Все было очень по–домашнему просто: и негромкий праздничный шум на улице (это так характерно для ланкийцев при нормальных обстоятельствах; даже в большой толпе они умеют сохранять сдержанность, внимательность к соседям, веселятся без аффектации), мирные группы гуляющих в приличной к случаю, но не слишком нарядной одежде, и скромные лотки или тачки с простыми яствами для желающих — ломтями ананасов, горохом, национальными сластями. Продавали еще воздушные шарики в виде фигурки непонятного зверька. Хозяева дома купили один для самой младшей дочери: когда у фигурки лопнул «хвост», девочка горько заплакала, а потом долго его искала на полу. Несколько разбивало ощущение уюта вынужденное присутствие полиции; однако солдаты стояли как–то очень спокойно, только поглядывали по сторонам. Они отличались от гулявшей публики форменной одеждой и меньшей улыбчивостыо.

Но вот отдаленный бой барабанов стал приближаться к нам. Все высыпали к калитке. Пошла перахяра. Признаюсь, сердце мое задрожало, когда приблизились первые барабанщики: что–то такое народное, сокровенное и некнижное, живое двигалось ко мне. Первыми шли факельщики: их было немного, они крутили в воздухе палки с горящими на обоих концах факелами. Шли буквально на расстоянии вытянутой руки от меня — улица была неширокая, так что когда потом шли слоны, приходилось иногда слегка отступать поближе к калитке. За факельщиками следовали барабанщики с «чистыми» (в магическом смысле), праздничными барабанами мáгул–бéра и праздничной же (ритуальной) «дробью». Следом — мальчики в танце с палочками (ли–кéли), взрослые кандийские танцоры. В костюмах у всех участников этого шествия главными цветами были белый и красный. Это был «пролог», как бы «очищавший» путь перахяре. Потом появились наряженные слоны: на первом же везли изображение Будды. Вскоре появилась светящаяся надпись «Беланвилла эсала–перахяра», над ней — кольцо (судя по всему, символ «Колесо Закона») с бегущими огоньками, как бывает в ночной рекламе. Далее сразу же шел Гара–яка, о котором, однако, более подробный рассказ будет позже.

На «главном» слоне, покрытом белой сверкающей попоной и с серебряными наконечниками на бивнях (весь он сиял и переливался), везли важнейшую реликвию монастыря — серебряную ступу. Боги–покровители были представлены в процессии и атрибутами, и персональными изображениями. «Набор» богов здесь, однако, носил индивидуальные черты по сравнению, например, с кандийской перахярой. Так, здесь он был дополнен Вишну, причем бога называли лишь этим именем (оно же было написано и над входом в его храм), не употребляя более распространенного среди сингалов и якобы аналогичного — Упулван. Вишну был представлен символом — чакрой, а также ритуальной люлькой–паланкином рандоли. Так как сама люлька была со всех сторон занавешена, не было видно, помещалось ли там изображение самого Вишну или нет. Среди символов был и лук со стрелой, а также ритуальный «браслет Паттини». Катарагама присутствовал в своем «воплощенном» обличии. Реликвии и символы культа богов отделялись одни от других театрализованными «вставками»: шли различные группы танцоров, двигался акробат на одной ходуле; несли кáвади — ритуальные «коромысла» из арсенала средств ритуалов в честь Катарагамы. Непосредственно за изображением самого Катарагамы—Сканды шли танцевальным шагом мальчики в костюмах павлинов (павлин — ездовое средство этого бога). За браслетом, символизировавшим присутствие в процессии Паттини, также шли юноши и мальчики, но уже в своеобразных женских костюмах: в коротких расшитых кофточках с приподнятым на плече объемным рукавом, в штанах типа шальвар, заканчивающихся у лодыжек густыми воланами–оборками; между кофтой и штанами оставалась полоса голого тела. На головах у танцоров были платки (повязанные низко надо лбом концами назад, так что создавалось впечатление женской прически). Поверх платков были надеты украшения типа диадем, переливавшиеся сиянием самоцветов (искусственных или натуральных, сказать не берусь, хотя первое вероятнее). В целом колорит костюмов неопределенно напоминал колорит мусульманского женского (скорее всего гаремного) одеяния. В то же время по характеру одежды и манере танца возникала и ассоциация с храмовыми танцовщицами девадаси (из старинных явлений культуры Южной Индии). Догадка подтвердилась косвенно: на мой вопрос, почему этот танец исполняют юноши, а не девушки, я получила ответ, что для последних это было бы неприлично. В Шри Ланке, как и в Индии, и в европейской древности, в театре женские роли до сравнительно недавнего времени исполнялись мужчинами; да и теперь для женщин (точнее сказать, девушек) допускается исполнение лишь «чистых» танцев (например, благодарующего танца с кувшинами). Иногда девушки/девочки участвуют и в танце с палочками (хотя первоначально это, видимо, был ритуальный танец мальчиков в обрядах перехода).