Будда на чердаке. Сборник

Старьевщики медленно проезжали на грузовиках по узким улочкам японского квартала, предлагая купить наши пожитки. Давали десять долларов за новую газовую плиту, которую год назад мы купили за двести. Пять долларов за холодильник. Пять центов за лампу. Соседи, с которыми мы в жизни не обменялись и парой слов, подходили к нам в поле и спрашивали, нет ли у нас вещей, от которых мы хотим избавиться. Может, нам больше не нужен этот культиватор? Или эта борона? Может, нам больше не нужна эта лошадь? Или этот плуг? А может, нам больше не нужен куст роз сорта «Королева Анна», которым наши соседи давно восхищались? Совершенно незнакомые люди стучались в наши двери. «Есть у вас собаки?» — спросил один из них и объяснил, что его сынишка очень хочет щенка. Другой сказал, что живет один в трейлере недалеко от дока и будет рад, если ему отдадут воспитанную взрослую кошку. «Иногда мне бывает одиноко, знаете ли». Мы, не торгуясь, распродавали все, что у нас было, а иногда и отдавали бесплатно любимые вазы и чайные чашки. Мы старались не переживать о вещах, вспоминая слова наших матерей.

«В этом мире нет вещей, к которым стоило бы сильно привязываться».

В ожидании дня высылки мы расплатились с кредиторами и поблагодарили постоянных клиентов, которые остались нам верны до самого конца. Жена шерифа Беркхарда, Генриетта, несмотря ни на что, каждую пятницу покупала в нашей фруктовой палатке две корзины клубники и непременно оставляла пятьдесят центов сверху.

«Пожалуйста, купите себе что-нибудь».

Томас Даффи, вдовец, жил на пенсию, но каждый день ровно в четверть первого приходил в наш ресторан и заказывал порцию риса с жареным цыпленком. Розалинда Эндерс, президент женского благотворительного клуба, обращалась только в нашу химчистку.

«Китайцы наверняка испортят вещи».

Мы по-прежнему работали в поле, но при этом утратили чувство реальности. Сколачивали ящики для урожая, но знали, что нам не доведется его собрать. Подпирали виноградные лозы, но знали, что нам не доведется увидеть созревший виноград. Вскапывали землю и высаживали помидоры, которые созреют в конце лета, когда мы будем уже далеко. Дни стояли длинные и солнечные. Ночи были прохладные. Резервуары были полны воды. Цены на сельдерей росли. Цены на спаржу давно не были такими высокими. Зеленые ягоды клубники начинали краснеть, и ветки персиковых деревьев вскоре должны были склониться к земле под тяжестью плодов.

«Если бы нам позволили остаться, в этом году мы сделали бы целое состояние».

И хотя мы знали, что остаться нам никто не позволит, в глубине души продолжали надеяться на чудо, которое все изменит.

Мы надеялись, что за нас заступится церковь. Или, может быть, жена президента. А может, все это не более чем досадное недоразумение и на самом деле угроза нависла вовсе не над нами. Некоторые из нас считали, что вышлют немцев. Другие — что итальянцев. «А может, китайцев?» — предположил кто-то. Тем не менее мы продолжали готовиться к отъезду. Написали письма учителям, где на ломаном английском просили извинения, что наши дети внезапно бросают школу. Составили инструкции для будущих арендаторов, где объясняли, как прочищать дымоход и что делать с протекающей крышей.

«Приходится подставлять ведро».

Мы украсили цветами лотоса статуи Будды перед храмами. В последний раз посетили кладбище и окропили водой могильные плиты тех, чьи души уже покинули этот мир. Младшего сына Есиэ, Тецуо, которого поднял на рога разъяренный бык. Дочь торговца чаем из Иокогамы, имени которой мы никак не могли вспомнить.

«Бедняжка умерла от испанки на пятый день после прибытия в Америку».

Вместе с мужьями мы в последний раз прошлись между рядами виноградных лоз, и наши руки невольно тянулись к сорнякам. Мы поставили подпорки под обвисшие ветви миндальных деревьев. Мы собрали всех червяков с листьев латука и, возвращаясь с поля, прихватили с собой горсть влажной черной земли. Мы перестирали последние корзины белья в своих прачечных. Мы заперли ставни на окнах наших магазинов. Мы подмели полы в наших комнатах. Собрали сумки и чемоданы. Взяли детей и покинули большие и малые города, лежавшие в долинах вдоль побережья.

Листья деревьев по-прежнему трепетали на ветру. Вода в реках продолжала свое течение. Насекомые все так же жужжали в траве. Вороны каркали. Небеса не обрушились на землю. Президент не изменил своего решения. Черная курица, любимица Мицуко, немного покудахтала и снесла теплое коричневое яйцо. Со сливового дерева упал недозревший плод. Наши собаки бежали за нами с мячами в зубах, надеясь, что мы поиграем с ними. Но мы гнали их прочь.

«Иди домой».

Соседи смотрели на нас из окон. Автомобили гудели. Прохожие таращили на нас глаза. Мальчик, проезжавший мимо на велосипеде, помахал нам рукой. В одном из наших домов испуганная кошка юркнула под кровать, когда в дверь начали ломиться бродяги. Они сорвали занавески. Перебили всю стеклянную посуду. Расколотили об пол наши свадебные тарелки. И мы знали: пройдет совсем немного времени, и наши следы исчезнут навсегда.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ