Буддийская философия мысли

Тем не менее это своеобразие не имеет абсолютно никакого отношения к личности, которая не мыслит (или мыслит): своеобразно ее мышление, а не она сама. [М. Мамардашвили сказал бы, что «ее не-мышление не случается в одной и той же структуре сознания, что и ее „Я“ (не говоря уже о том, что в буддизме вообще нет такой структуры сознания, как „Я“)».] Отсюда и все так называемые «парадоксы самадхи», причем на самом деле это не парадоксы или метафоры, а термины сознания, которые нельзя связать или соотнести с личностью в смысле субъекта данного самадхи. Так, пресловутое дзенское выражение «Будда – это кусок дерьма» является не чем иным, как совпадением двух терминов сознания внутри интервала не-мышления. Хотя эти термины произносятся в мышлении. То есть, произносимые в мышлении, они представляют собой определенный тип дискурсивности, несмотря на то что несут на (или в) себе следы не-мышления, которые обычно (по глупости) считают парадоксами или метафорами.

Эти «фиксации» своеобразия нельзя понять или проработать в философии, ибо они немыслимы как объекты любого содержательного мышления. О них можно размышлять лишь в рамках феноменологического или метафилософского исследования. В этой связи я бы также заметил, что «не-мышление» самадхи не является естественным (психологическим и т. д.) феноменом, то есть его нет в природе индивидуального мышления. О не-мышлении можно, приблизительно разумеется, думать как об относящемся к объективности сознания. То есть оно может быть мыслимо как одно из состояний сознания (то есть как дхарма) или как одна из структур сознания, в которой индивидуальное мышление потенциально может стать неестественным.

6.16. Несколько дополнительных замечаний о «другости»

Чтобы понять – или даже начать понимать – идею «другой мысли» в более широкой перспективе, нежели та, которую предлагает не только буддийский, но также буддистический подход, придется полностью избавиться от всевозможных эпистемологических решений, сколь бы заманчивы они ни были.

В следующих замечаниях я попытаюсь приблизиться к такому пониманию, взявшись за проблему «другой мысли» в целом с точки зрения «другости», а не с точки зрения «мысли».

(1) Логически говоря, в понятии другости заключена сильная предпосылка выбора со стороны говорящего; то есть «другой» не значит «любой другой», хотя и нет никаких правил, определяющих такой выбор. [Разумеется, это не означает, что он не определен.]

(2) «Другой» необязательно подразумевает здесь «не этот», а менее всего – «такой же, как этот» (как выражение «в этом случае, как и во многих других…»), хотя определенно подразумевает «иной, чем мой», что лишь на первый взгляд сужает класс «других» и тем самым сферу выбора.

(3) «Другой» необязательно значит «другой объект», ибо это вполне может быть тот же самый объект, но считающийся другим. Основное различие между европейским и индийским методами самонаблюдения заключается в том, что в первом я вижу себя с точки зрения другого, а во втором – себя как другого. То есть в первом случае я овнешниваю свое наблюдение себя, а во втором – себя как объект наблюдения, превращая себя в другой объект. Фактически это и есть начало объективации.

Так что «другость» можно разделить здесь на два случая: (а) классический случай «другого» в Суттах, где одну вещь советуют рассматривать как другую (и тем самым не как ее саму) или вместо одной вещи видеть другую, при условии что первая полагается менее реальной или вообще нереальной. Как, например, когда утверждается, что «Я» нет, но есть пять скандх или что «Я» нет, а (вместо него) есть санскары и т. д.[219]; (б) не менее классический случай, где вещь советуют рассматривать как иную, то есть не мою (или твою), а как бы чужую (что очень часто совпадает с понятием Третьего Лица).

(4) Итак, в свете этого замечания «другую мысль» следует редуцировать к некой сущностной другости. Другости, посредством которой мою собственную мысль можно превратить в абсолютный объект (то есть в «объект всех объектов»). Я могу даже утверждать, что единственная реальная (то есть сущностная) другость – это другость мысли. То есть нет ничего, столь же другого, как мысль.

(5) Откуда буддологически следует, что то, что объективируется Буддой как другая мысль, может быть достигнуто мною в объективации моей собственной мысли, которая тем самым становится как бы другой. Но, разумеется, я могу достичь этой объективации только своей мыслью.