Буддизм жжет! Ну вот же ясный путь к счастью! Нейропсихология медитации и просветления

Но прежде, чем я расскажу о том, что увидел, хочу еще несколько слов посвятить том у, что был несправедлив к себе, считая, что плохо медитировал на том ретрите. Это была лишь часть привычного для меня поведения. Я всегда очень успешно убеждаю себя в том, что плохо себя вел, а после наказываю и иногда даже начинаю себя ненавидеть за случившееся. Окружающие много лет твердили мне, что я слишком строг к себе. Говорили что-нибудь вроде «не принимай все так близко к сердцу». Меня это всегда раздражало. Чувства говорили мне, что, если ты не прав, нужно наказывать себя за ошибки. Иначе снова и снова будешь их повторять! И, будем честны, разве это не одна из огромных мировых проблем: то, как много людей поступают плохо и совершенно не собираются себя за это наказывать?

С самого начала в учителях медитации меня немного напрягало то, как они часто настаивают на том, что ученикам не следует быть к себе слишком строгими. Получается, что все те люди, которых я встречал и которые говорили мне «не принимай все так близко к сердцу», следовали главному принципу буддистского учения, изложенному в древнейших текстах. Но это не так. Приведу цитату из проповеди Будды: «Монахи, истинное знание – предтеча вступления в благое состояние, и сопутствует ему стыд и страх совершить проступок»[105]. Чтобы найти в современной Америке учителя медитации осознанности, который призывает учеников испытывать стыд, вам придется сильно потрудиться.

Но я отвлекся.

Опыт той ночи не был полноценной галлюцинацией. Оказавшись в этом непонятном пространстве, я не потерял связи с реальным миром. Я осознавал, что нахожусь в комнате для медитаций и что именно сильнейшая сосредоточенность поместила мой разум в это неизведанное место. Но где же оно находилось? Лишь какое-то время спустя я понял, что оказался в чертогах собственного разума: в том виде, в каком они этому разуму представляются.

Подсказка заключалась в том, что я «увидел» и, думаю, даже «услышал» определенную мысль, которая часто посещала меня после того, как я делал что-то глупое, неправильное или неумелое. Мысль звучала так: ты все испортил. На самом деле «все испортил» – это цензурная версия фразы, которую я обычно использовал и которой была выражена мысль, наблюдаемая мной в ту ночь. Так или иначе, главное заключалось в том, что я видел эту мысль в совершенно иной форме, чем прежде.

Если подумать, я вообще никогда не видел у этой мысли никакой формы. Но теперь она выглядела – в прямом смысле слова – так, как будто одна часть моего разума говорила с другой. Как будто послание, переходя от одной части к другой, даже оставляло за собой след, подобный стрелке на диаграмме, указывающий направление коммуникации. Я наблюдал за внутренней беседой, за тем, как сообщение ушло от отправителя к получателю, словно со стороны; пусть я и думал о получателе как о самом себе.

Практически невозможно передать словами силу этого опыта и ауру значимости, которой он сопровождался. Я чувствовал себя так, словно оказался во внутреннем святилище, где срывались покровы с глубочайших истин. Не знаю, какая часть ощущения, словно я переживаю откровение, произрастала из почти наркотического удовольствия, наполнявшего меня все больше и больше. Но я уверен, что блаженство действительно может влиять на него. В любом случае нейрохимическая активность части мозга, отвечающей за ощущение истинности наблюдаемого, у меня в ту ночь была на высоте.

И что за истину я видел? В тот момент я впервые в жизни ощутил, что моя привычная мысль, «ты все испортил», похоже, исходила вовсе не от меня. Просто какой-то парень в моей голове ее твердил. И было неясно, стоит ли обращать на него внимание. Да и кто он вообще такой, черт побери?

Сегодня, более, чем через десять лет, в течение которых я очень много размышлял и даже написал эту книгу, мой ответ, скорее всего, звучал бы так: «Он был всего лишь одним из модулей моего сознания». Но в то время я думал менее академическими выражениями и извлек из происходящего следующий урок: я могу отойти от своего внутреннего критика подальше, а то и послать подальше его самого. Как бы я ни сопротивлялся призывам прекратить самобичевание, перспектива жизни без этого насилия над собой вдруг стала куда более привлекательной. Я не то чтобы люблю поплакать, но тогда я заплакал. Я попытался сделать это тихо, но в итоге просто разрыдался.