Если бы Чандракирти был знаком с теорией Дарвина, то, наверное, выразился бы немного иначе: все наше представление о хорошем и плохом, весь спектр наших чувств – страх, похоть, любовь и множество других, заметных и не очень, влияющих на наше ежедневное восприятие, – являются результатами конкретных периодов нашей эволюции как вида. Если бы единственным способом передать гены новым поколениям для наших предков было совокупление с броненосцем, мы с вами находили бы представителей этого вида очень привлекательными – не в смысле милыми и необычными, а именно в сексуальном плане. Вы не могли бы удержаться от желания их погладить. Водители то и дело тормозили бы на техасских шоссе, чтобы вступить в незапланированную связь с броненосцем. И стоит ли говорить о том, что убийство невинного броненосца считалось бы тяжелейшим преступлением с нравственной точки зрения?
Конечно, есть соблазн не обращать внимания на подобные гипотетические выкладки, потому что они якобы бессмысленны. Конечно, если бы фрукты были ядовиты для нашего вида, а грязь – насыщена углеводами, сладкоежек бы не существовало. Зато были бы «грязеежки». Ну и? Общеизвестно, что есть вещи «глубоко субъективные» – что и кому кажется вкусным, кто и кому кажется сексуальным. Так что вопрос предпочтений в пище и в сексе вроде бы не имеет никакого отношения к заблуждениям об истинности тех или иных явлений. Никто не считает, что кока-кола лучше пепси в том же смысле, в каком можно говорить о том, что четыре больше трех.
Вот только я не очень-то в этом уверен. Я видел, как люди спорят о вине или об искусстве так, словно абсолютно убеждены в своей правоте и в том, что их собеседник заблуждается. Чувства так тонко влияют на наши суждения, что мы этого даже не ощущаем; нам кажется, что наши суждения абсолютно объективны. Это особенно справедливо, когда мы говорим о роли чувств в формировании сущности.
Когда я вижу «феррари» и чувствую «сущность дорогой спортивной машины», я не думаю, что «это просто мнение одного конкретного представителя одного конкретного биологического вида» – потому что восприятие слишком тонкое для того, чтобы считываться как полноценное мнение. Более того, когда я вижу в водителе «сущность богатого мажора», я также считаю это суждение справедливым – потому что опять же не задумываюсь над этим достаточно долго для того, чтобы осознать, что это просто оценочное суждение. Я восприму это как данность, как очевидный факт. Так работает восприятие сущности: суждения проникают в наш разум, замаскированные чувствами, столь тонкими или столь обыденными, что мы их даже не осознаем. И эти чувства, эти составные части воспринимаемой нами сущности, по своей природе привязаны к конкретной точке зрения: точке зрения вида или, в случае с «феррари», конкретного его представителя. Из системы координат, которую Эйнштейн признал истинной, с отсутствующей точки зрения чувства даже не существуют. Как не существует и сущность.
Повторюсь, что не призываю вас к отказу от всех тех чувств и мыслей, которые мы унаследовали в ходе эволюции. Предубеждение по поводу змей вполне понятно, если один из ваших приоритетов – оставаться в живых как можно дольше. Мне кажется, именно так и должно быть. Вообразите, однако, в качестве мысленного эксперимента, что ваша главная цель – не жить как можно дольше, а достичь максимально ясного взгляда на окружающий мир. Вообразите, что вы хотите увидеть жизнь на этой планете и всю реальность в целом с точки зрения более широкой, чем взгляд конкретного вида. Вообразите, что вам хочется достичь более объективного, более трансцендентного, более всеохватывающего «истинного» взгляда на мир.
Тогда вам захочется посмотреть на змею без эмоциональных предубеждений: без страха, отвращения и неприязни, естественных для человека; без похоти, свойственной потенциальному партнеру, принадлежащему к тому же биологическому виду. Вам захочется увидеть болото не глазами человека – но и не глазами комара. Вам захочется взглянуть на реальность без чувств, развившихся у существ нашего или любого другого биологического вида в целях передачи генов потомству. Вы будете стремиться, как Эйнштейн, обрести взгляд из ниоткуда.
С точки зрения Вселенной
Фраза «взгляд из ниоткуда» обычно ассоциируется с философом Томасом Нагелем, который так озаглавил свою книгу. Речь там шла не о буддизме, а о природе знания и о предназначении философии. В том числе нравственной философии. Например, существует ли в самом деле столь объективный взгляд, который позволит нам решать нравственные вопросы, затрагивающие наши собственные интересы, без какой-либо предвзятости?