Будешь моей, детка

Он еще спрашивает про врача, и я зачем-то вру, что мне нужен покой и отдых — видимо, пытаюсь оттянуть неизбежный миг расплаты за долги. Тимур холодно кивает и снова садится на диван с ноутбуком.

Меня он словно не замечает. Что ж, наверное, так даже лучше.

Но перед тем, как ложиться спать, я вдруг набираюсь смелости и спрашиваю:

— Тимур… а ты на диване сегодня ночевал?

— Допустим.

— Это нечестно, — возражаю я упрямо. —  Кровать ведь твоя. Давай лучше ты будешь там спать, а я на диване.

Тимур поднимает голову, смотрит на меня и молчит. А потом роняет короткое:

— Нет.

— Тогда, — говорю я непослушными губами и сама не верю в то, что произношу это. — Тогда… почему бы нам не лечь на кровати вместе? Так будет удобнее.

Глава 14. Чего я боюсь

Тимур вскидывает бровь в ответ на мое неловкое предложение.

— Если я лягу с тобой в кровать, то не пройдёт и минуты, как ты окажешься подо мной с раздвинутыми ногами, а внутри тебя будет мой член, — любезно информирует меня он. — Готова? Тогда жди, я сейчас в душ, а потом приду к тебе.

Я стою растерянная, на щеках вспыхивают алые пятна.

— Прости, — бормочу я. — Я совсем не то имела в виду… я…мне…

— Да-да, доктор прописал тебе покой, я помню, — Тимур невесело ухмыляется. — И держусь изо все сил. Но поверь: не стоит испытывать мое терпение, детка. Я не железный и нихуя не благородный.

Я хочу что-то возразить, но он смотрит на меня таким диким и голодным взглядом, что меня буквально сдувает с порога, и уже через несколько секунд я оказываюсь в спальне. С закрытой дверью.

Но почему-то не перестаю про него думать. В теле жарко пульсирует желание, которое вспыхнуло от взгляда Тимура. Откровенного, мужского, наглого. В этом взгляде было все, что он хочет сделать со мной и в каких позах — и, черт, я… кажется, я не против. Мне ужасно стыдно от этого, но сложно врать самой себе.

Я ложусь в слишком широкую для меня одной постель, долго ерзаю, переворачиваясь то на один бок, то на другой, и засыпаю уже окончательно измученная бессонницей, мыслями о Тимуре и непривычным требовательным жаром между ног.

А ночью мне снится кошмар, из которого я не могу вынырнуть. В моем до жути реалистичном сне я снова оказываюсь в том загородном клубе, только теперь на мне совсем нет одежды. Я лежу на столе, словно поданное к ужину дорогое блюдо, а тот самый немец, похожий на борова, тянет ко мне свои лапы. «Малышка», — хрипит он, обдавая меня несвежим дыханием. А за его плечом стоит почему-то моя мама и смеется, приговаривая «Не будь эгоисткой». Мне страшно до тошноты, до обморока. Я хочу проснуться, но не получается. И тогда я кричу изо всех сил.

Но внезапно меня обхватывают сильные руки, прижимают к груди, а знакомый теплый запах кожи укутывает меня со всех сторон и почему-то успокаивает, как будто его присутствие на подсознательном уровне говорит о том, что мне нечего бояться. Только не с ним. С ним надежно.

— Оль, детка, ты чего? — хрипло говорит знакомый голос. — Перепугала меня. Тшшш, не кричи, тихо-тихо, все хорошо. Это я. А тебе просто приснился сон. Обычный плохой сон.

И я вдруг с невероятным облегчением понимаю, что это и правда был сон. А потом еще понимаю, что сейчас глубокая ночь и что я сижу на кровати в тонкой пижаме, вжавшись мокрым от слез лицом в полуголого Тимура. От этого и стыдно, и хорошо. Но хорошо больше, чем стыдно, поэтому я не отстраняюсь.

Он поглаживает меня по спине и что-то ласково говорит низким, хриплым от сна голосом.

— Успокоилась, детка? Я пойду?

— Нет, — бормочу я, а потом, всхлипывая, прошу: — Останься тут со мной. Хотя бы немного.

— Детка…

— Пожалуйста!

— Знала бы ты, о чем просишь, — вздыхает он тяжело, но ложится на кровать рядом со мной. Не касается, не обнимает, просто лежит рядом.

Когда вокруг глубокая ночь, а ты еще не до конца вынырнул из тумана сновидений, все вокруг кажется таким призрачно-реальным, как будто Тимур тут не на самом деле, а всего лишь снится мне.

Именно поэтому я говорю ему то, что никогда не сказала бы днем:

— Мне моя мама сегодня звонила.

— И что?

— Она сказала, что я могу не возвращаться, у меня нет больше дома.

— Детка, успокойся, — Тимур все же находит мою ладонь и сжимает ее.  — Похуй на нее. Похуй на них всех. Ты же сейчас со мной.

— Это не навсегда, — тихо возражаю я, глядя в темный потолок. — И быстро кончится.

— Не навсегда, — соглашается Тимур через паузу. — И да, скорее всего это кончится довольно быстро. Максимум пара недель.

— Я не понимаю, что будет потом, — признаюсь я. — И мне страшно. Очень страшно, потому что я ничего не решаю в своей жизни. Все сейчас зависит не от меня.

— Все хорошо у тебя будет, детка. Обещаю, — Тимур осторожно гладит мои пальцы. — А пока ты живешь у меня, в моем доме, советую тебе расслабиться. Знаешь, иногда приятно ничего не решать.

— Наверное, — эхом отзываюсь я.

— Я о тебе позабочусь, даже потом, — шепчет Тимур. — Ты веришь мне?

— Да, верю.