Будешь моей (СИ)

— Ну ней, Лейла, она… как давно прочитанная книга. Причем порядком потрепанная, страницы которой лапали кто попало. Вот ты — дело другое.

Когда его ладонь ложится на мое колено и ползет вверх, приподнимая подол юбки, в меня словно вселяется совсем другая Аня — смелая и решительная.

Я резко отталкиваю его и, наклонившись, поднимаю с пола осколок лампы. Ладонь обжигает огнем — я порезалась, но на это мне сейчас совершенно наплевать.

— Убирайся отсюда, слышишь? Иначе я…

— Что — ты? Хочешь убить меня вот этим? Ха-ха. Впрочем, так даже интереснее, — толкает меня на кровать, наваливаясь сверху и одновременно ловко вытаскивая из моих рук осколок.

Я начинаю дергаться и кричать, бить его изо всех сил кулаками, пинаться. Но его это, кажется, только сильнее веселит.

— У, какая дикарка. Кто бы подумать мог.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Помогите! Кто-нибудь! Лейла!⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

Я слышу, как открывается дверь. И словно дежавю — какая-то сила сбрасывает тело Марата с меня.

Я вижу Ратмира, он матерится и пинает Марата, тот дает ему сдачи, начинается потасовка.

На шум сбегаются люди, в комнате зажигается свет. Лейла, Милана, рыжая и какой-то парень пытаются разнять дерущихся, а я, подтянув ноги к груди, с ужасом смотрю на все происходящее.

— Она сама позвала меня! — откровенно врет Марат, одновременно защищаясь и пытаясь ударить. — Спрашивай со своей полоумной телки! При чем здесь я?

— Ну ты и шлюха! — шипит Лейла, сжав кулаки. — Сначала своего бывшего в дом притащила, теперь решила за моего парня взяться?

— Я не звала его! Он сам сюда пришел! Сам!

— Убирайтесь отсюда! — вытолкнув Марата за дверь, орет Ратмир, и обернувшись на сестру, совсем выходит из себя: — Все, я сказал!

— Я этого не оставлю так! Я все расскажу матери и отцу! — угрожающе шипит Лейла, шагая спиной к двери. — Они должны все про нее знать!

— Лейла, мать твою, ты глухая? Вон!

Когда из комнаты все уходят, повисает звенящая, абсолютно неживая тишина.

Я сижу прижавшись к спинке кровати и в ужасе смотрю на Ратмира: его нос разбит и по губам стекает капля крови. А в глазах… там плещется такая ярость, что я только сейчас осознаю — настоящий ужас ждет меня впереди.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

Часть 20

Он молчит. Я тоже. И эта тягостная тишина кажется длиною в вечность.

Я понимаю, как все это выглядело, осознаю, что каждое мое слово будет похоже на оправдание, но знаю точно — покорно принимать его обвинения не стану. И признаваться в том, чего не делала, тоже.

— Ратмир, все было совсем не так.

— Что именно не так? — чуть склонив голову набок, делает шаг навстречу.

Хочется инстинктивно отдалиться, увеличить между нами дистанцию, но позади меня спинка кровати и прятаться некуда.

— Я не звала сюда Марата! Он сам! Я спала, а когда открыла глаза, увидела его. Он говорил мерзкие вещи.

— Какие?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Я не хочу это повторять.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Что именно он говорил? — давит взглядом.

— Он сказал, что… что хочет чтобы я и он… — произнести это вслух невероятно сложно. — Сказал, что хочет лишить меня девственности, потому что ему интересно каково это.

Юнусов меняется в лице. На испачканной кровью челюсти напрягаются желваки.

Он определенно пострадал, пострадал из-за меня. И если то, что произошло у меня дома с Ромой нельзя было назвать дракой, то стычка с Маратом могла иметь и, возможно, уже имеет неприятные последствия в виде серьезных травм.

— Я не звала его, клянусь. Он врет!

— Так же не звала, как не звала к себе в дом своего бывшего?

Он не верит мне и от этого становится очень больно.

— Я говорю чистую правду, — смотрю в его глаза прямо, не опуская взгляд. Чтобы он видел, что мне нечего скрывать.

А он молчит. И смотрит на меня, словно взвешивая, можно ли мне всё-таки верить. А потом замечает кровь на моих руках и платье.

В два шага преодолев разделяющее нас расстояние, садится на край кровати и берет мои руки в свои. Рассматривает, изучая порезы.

И это прикосновение резонирует внутри меня болью смешанным с волнением.

— Откуда кровь? Он ранил тебя?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Я сама поранилась. Осколком.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Каким еще осколком?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— От лампы, — киваю на засыпанный пол. — Когда он попытался тронуть меня, я подняла осколок и кинулась на него.

— Что ты сделала? — в его глазах читается удивление и шок. — Ты кинулась на него с осколком?

— Ну да. Он же руки начал распускать.

— Да ты чокнутая, — и уголок губ дергается в подобии улыбки. В которой скрыто уважение и даже как будто бы гордость.

Заметив его настрой я потихоньку расслабляюсь, начинает отпускать свои цепкие тиски напряжение.

— И так будет с каждым.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Ты о чем?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

— Ну, если кто-то попытается меня коснуться против воли, я буду биться до последнего.

А сама опускаю взгляд на наши до сих пор связанные прикосновением руки.

И кажется, он делает то же самое.