Будет кровь

Весь остаток пути он размышлял о выборе слов. Когда он вошел в дом, на автоответчике мигал огонек. Звонила Люси, просила как можно скорее перезвонить. Он снова почувствовал раздражение: сколько можно стоять у него над душой?! Но потом понял, что дело, возможно, не в нем. Все-таки мир не вращается вокруг него одного. Может быть, кто-нибудь из детей заболел. Или с кем-то произошел несчастный случай.

Он позвонил Люси, и впервые за долгое время – наверное, впервые после «Деревеньки на холме» – они поругались. Не так люто, как в первые годы семейной жизни, когда дети были маленькими и вечно не хватало денег, но все-таки поругались довольно сильно. Она тоже слышала о надвигающейся буре (еще бы не слышала; она постоянно смотрела прогнозы погоды) и хотела, чтобы Дрю немедленно возвращался домой.

Дрю сказал ей, что это плохая идея. Очень плохая. Он наладил хороший рабочий ритм, и результат получается просто отличный. Если установившийся ритм собьется на день (а скорее всего не на день, а на два или даже три), книге это, наверное, не повредит. Но смена рабочей обстановки повредит наверняка. Он думал, Люси понимает, что писательский труд требует деликатного подхода – по крайней мере конкретно в его случае, – но, как оказалось, не понимает. Хотя за столько лет можно было понять.

– Это ты не понимаешь. Это будет не просто буря, а почти ураган. Ты не смотрел новости?

– Нет, – сказал он и зачем-то солгал, безо всякой причины (не считая того, что он сейчас злился на Люси): – У меня нет приема. Похоже, антенна накрылась.

– Эта буря будет сильнее обычного. Особенно на севере, у границы с Канадой. Именно там, где находишься ты, если ты вдруг не заметил. Ожидается повсеместное отключение электричества, из-за ветра…

– Хорошо, что я взял папину пишущую машинку…

– Дрю, ты дашь мне договорить? Хотя бы раз?

Он замолчал. У него раскалывалась голова, горло болело уже всерьез. В эти минуты ему очень не нравилась собственная жена. Он любил ее, да, и всегда будет любить, но не испытывал к ней симпатии. Сейчас она скажет «спасибо», подумал он.

– Спасибо, – сказала она. – Я знаю, что ты взял с собой пишущую машинку, но тебе придется сидеть при свечах и есть все холодным. Несколько дней. Может быть, дольше.

Можно готовить на дровяной печке, вертелось у него на языке, но он промолчал. Если начать возражать, спор перекинется на новую тему, Люси примется сокрушаться, что он никогда не воспринимает ее всерьез, и т.д., и т.п. Бесконечно.

– Наверное, можно готовить на дровяной печке, – сказала она чуть более рассудительным тоном. – Но если буря будет такой жуткой, как обещают… устойчивый штормовой ветер с порывами ураганной силы… то попадает много деревьев, дорогу завалит, и ты там застрянешь надолго.

Я все равно пока не собирался никуда уезжать, подумал Дрю, но опять промолчал.

– Я знаю, что ты собирался пробыть там две-три недели, – сказала Люси. – Но если дерево упадет прямо на дом, оно может пробить крышу. И если отключится электричество, то отключится и телефон, и ты останешься там совершенно один, отрезанный от всего мира! А вдруг с тобой что-то случится?

– Со мной ничего не случи…

– С тобой, может, и нет. А вдруг что-то случится с нами?

– Ты обо всем позаботишься, – сказал он. – Я бы не сорвался в лесную глушь, если бы не был уверен, что ты справишься без меня. И у тебя есть сестра, так что ты не одна. К тому же ты сама знаешь, что в прогнозах погоды любят преувеличить. Каждый умеренный снегопад превращают в бурю столетия. Все дело в рейтинге. Они и сейчас нагнетают. Точно тебе говорю.

– Спасибо за поучение, – сказала Люси ровным, бесцветным голосом. – Ты же знаешь, как я люблю эту твою снисходительную манеру.

Ну вот. Они все же коснулись больной темы, которой он так надеялся избежать. Особенно сейчас, когда у него болит горло, заложен нос и стреляет в ухе. Не говоря уже о голове, которая просто раскалывалась. Если он сейчас не проявит наивысшую дипломатичность, они с Люси погрязнут в старой доброй дискуссии (или лучше сказать «старой недоброй дискуссии»?) о правильных взглядах на жизнь. После чего пустятся в рассуждения – нет, она пустится в рассуждения – об ужасах патерналистского общества. На эту тему Люси могла говорить бесконечно.

– Хочешь знать, что я думаю, Дрю? Я думаю, что когда мужчина говорит женщине: «Ты сама знаешь», – а мужчины так говорят постоянно – и когда они так говорят, то подразумевают одно: «Я-то знаю, а ты слишком тупая, чтобы это понять. Поэтому я тебе разъясню».

Он вздохнул, но чуть не закашлялся и подавил вздох вместе с кашлем.

– Ты действительно хочешь поссориться?

– Дрю… мы уже ссоримся.

Его взбесил ее усталый тон, словно она говорила с тупым ребенком, не способным уразуметь даже самые элементарные вещи.