Будет по-другому

В голове твоей рыжие, рыжие, рыжие, рыжие кошки.
Они смеются, смеются, смеются, смеются и пляшут.
Ты ходишь по кругу, им ищешь всего понемножку:
Склянки, палки, чужие забытые письма.

У тебя были любовники: первый, второй и самый последний.
Они по утрам приносили тебе восхищённые взгляды.
Они стояли под окнами, и электрические разряды
Пронзали их, и они сплотились, лучшими стали друзьями.

Красные розы, белые розы, тюльпаны, тюльпаны…
Пропали тюльпаны, о, как ты любила тюльпаны…
Но цветы оставляют только открытые раны.
И тогда вокруг – помнишь, тогда? – голоса зазвучали.

А ты всё металась от корабля до бала.
Сорок лет ты металась от корабля до бала.
И хищная города флора тебя многократно глотала.
Жевала, жевала, жевала, но ты проживала.

И всё, что осталось, ты носишь в поисках пищи,
В поисках звона в ушах и здравого смысла.
И когда голоса в твоей голове становится лучше слышно,
Шансы что-то найти становятся много выше.
Ты старая дева, тебе ни до кого нет дела.
Ты старая дева, и до тебя нет дела.
И хрен его знает, чего ты хотела.
И длинное платье твоё летело. Летело, летело и пролетело.

И все эти танцы, песни внутри и снаружи
Забирают тебя в хоровод быстрый, радостный, страшный.
И всё это чудо несётся по городу и наступает в лужи:
И рыжие кошки, и склянки, и палки, и письма, и голоса звучащие.

Безымянное

В Воронеже не осталось ни ворона, ни ножа,
Я иду, подошвой считав тротуара скрижаль.
Этот город мне брат, этот город мне враг,
Этот город мне Мандельштам.

Подожди. Я улицу эту не пробежал.
Я касался земли, но теперь перестал.
По Манежной, по Мира, столкнувши вокзал
С пути своего, я упал.

Я упал в гаражи,
Что Воронеж? Одни гаражи.
Я в них жил, я в них спал и дышал.
В них я видел ржавые сны.

Завяжи мне из улиц цветок
До того, как воронежский ветер
Меня унесёт от земли.

Подожди.

Я здесь спал.
Я вот здесь, в перекрестье бордюров и шпал,
На скрипучем диване лежал.

Вот я вижу: дорога, заборы, ворота,
Доски, гвозди, газету на развороте
Носит по ветру, яма на повороте.
А вот здесь и я.
Меня ветер несёт, и я сжат, словно желчный пузырь.
– Узнаю, узнаю…
Скажет сосед.

А ты удивишься и вскрикнешь:
– Где? Покажи, покажи…

Здесь я.
И это моя газета.
Это мои доски и гвозди,
Ворота, заборы и яма.

Это все здесь мои переулки.
Это все здесь мои закоулки.

И больше ничьи.
Ведь я жил здесь, маленький мальчик,
И по лужам пускал корабли.

Памяти трамваев