Будет так, как я хочу

Все в этом пацане говорило о том, что деньги у него есть, и немалые. И он тратит их на свой имидж, не жадничая и не экономя. Правда, понять это смог бы только тот, кто уже видел вещи, купленные в крутых бутиках, и знал, чем они отличаются от обычных, просто добротных вещей. В отличие от Глеба, я себе такую роскошь не позволяла никогда. Не потому, что не хватало денег, а потому, что не видела смысла в подобных тратах. У меня был Макс, бабушка и мама, за которых нужно отвечать. А еще компания — единственный источник дохода, который вот-вот я могла бы потерять…

Не сразу поняла, что увлеклась рассматриванием Глеба. Лишь когда подняла глаза от его кроссовок (наверняка, у них есть какое-то специальное название, только я не в курсе, какое), еще раз прошлась по тертым джинсам, куртке и дошла до лица… Увидела, что и Глеб меня тоже разглядывает. Внимательно, остро, напряженно. Так, что кровь отхлынула от лица, пронеслась по венам и вернулась обратно, так, что щеки запылали, а телу в одежде стало жарко и неуютно.

Он не мог придумать причину, чтобы остаться, а я не могла найти причину, чтобы его остановить… Так, кажется, было в классике? Или очень похоже?

— Я никуда не спешу, Настя. И, если ты пригласишь, могу остаться… — Это звучало почти как просьба, но больше похоже на предложение. Или мне снова показалось?

— Ты уже полностью оделся и обулся. Зачем лишние телодвижения? — вот почему я не могла сказать ему простое и веское «нет»?!

— Я с радостью их произведу…

— Я думаю, оно того не стоит. — Снова не получилось «нет», но уже ближе к этому.

— Мы не виделись с тобой столько времени. Разве не хочется обсудить, что происходило в наших жизнях?

— Ты однажды сказал, что больше не хочешь быть со мной. — Напомнила, неизвестно кому больше — ему или себе.

— Я объяснил причины. Старался тебя уберечь.

— Потом причины пропали. Сам же говорил.

— Появились другие.

— Какие, например?

— Я ненавидел тебя вместе с отцом. Потом прошло, когда немного поразмыслил и понял, насколько хитрый жук был Денис Александрович…

— И? — я не выдержала его длинную паузу. Подтолкнула к дальнейшему рассказу.

— А потом ты вышла замуж, Настя. Родила ребенка. Какой был смысл ворошить прошлое?

— Чего ты боялся? Мог бы точно так же позвонить и пообщаться…

— Узнать, что ты все так же прекрасна и счастлива замужем, а я…

— Ты ведь жениться планировал? Почему же не был счастлив?

— Ты поверила в этот фарс, серьезно? — в его голосе засквозило разочарование.

— Еще одна твоя афера, что ли? Не много ли их в твоей жизни, Глеб? Я даже не хочу слышать, зачем ты связался с той девушкой. Это нечестно было, по отношению к ней.

— Зато честно по отношению к тебе. Я продолжал отводить от тебя внимание всех неприятных личностей, которые могли покуситься… Оказать на меня давление через тебя.

— Хм… А за нее ты не боялся?

— Я расстался с ней почти сразу после того, как ты вышла замуж. Вернее, ей самой надоело ждать, когда уже я превращусь в крутого бизнесмена и осыплю ее деньгами…

— Не хотел превращаться? — попыталась съязвить. Слишком уж откровенно и доверительно звучали его слова.

— Нет. Я не хотел осыпать. Вообще не хотел. Ее.

Эта беседа у входной двери уже чересчур затягивалась. Увлеченная ею, даже не заметила, когда и как Глеб придвинулся ко мне. Теперь он стоял почти вплотную и притрагивался к моим локтям. Поняла это, когда вскинула глаза на фразе про «хотел» и увидела его лицо, склоненное над моим.

Это было до ужаса неправильно. Даже возмутительно после всего, что между нами произошло раньше, после всех сомнений и недоверия, нас разделявших! Но я, отчего-то, не смогла шевельнуться. Только наблюдала, как его губы приближаются к моим. Сглотнула, облизнулась и не смогла отпрянуть.

Я была уверена, что уже разучилась целоваться. Глеб был тем, кто меня научил, и тем, на ком наука моя и прекратилась. Поцелуи с Игорем на свадьбе — не в счет.

Нет. Я ошибалась. Стоило соприкоснуться нашим губам — пропали несколько потраченных впустую лет, все сразу вспомнилось. Да о чем это я? Никогда и не забывалось: его поцелуи снились мне часто, тревожа и волнуя память. И сейчас можно было притвориться, что это очередной сон.

И я позорно пошла на поводу у этой идеи: притворялась, притворялась, теряя себя в жарком безумии сплетенных губ и языков, в объятиях горячих рук, прижимающих к сильному телу. Почему-то куртка Глеба оказалось расстегнутой — и это было правильно. Так приятнее и теплее, и радостнее, когда можно почувствовать ладонями мышцы, перекатывающиеся под свитером. И да, я их сжимала, наслаждаясь ощущениями, и мне вовсе не было стыдно.

Руки Глеба, с силой стиснувшие мои ягодицы, заставили очнуться от морока.

— Стой. Остановись, Глеб! — пришлось отталкивать его, он, словно пьяный, никак не желал слушаться.

— Прекрати, Глеб! Ты меня сейчас изнасилуешь! Что ты творишь?!

Истерические нотки в моем голосе, кажется, отрезвили Ольховского. Он поднял голову, остановил на моем лице пьяный, шальной взгляд, но не сразу понял, что происходит. Облизал губы плотоядно и радостно улыбнулся.