«Будет жить!..». На семи фронтах

В эти дни я получил письма от братьев. Алексей писал, как всегда, скупо и кратко. Александр рассказывал о своих первых боях. По его намекам понял, что находится близ села Комаричи Брянской области. Это возвратило к мысли, что, наверное, все же его я видел той метельной ночью на дороге к фронту, А еще через несколько дней пришло известие о гибели Александра… Его боевые друзья сообщили, что Саша скончался 7 августа от осколочных ранений. Товарищи писали о его храбрости, высоко оценивали командирские качества…

Что делать? Горе слезами не растворяется, оно остается навсегда, лишь несколько притупляясь с годами. В ту пору горе было общим у всех советских людей, редкая семья не скорбела о погибших. Надо было сжать зубы и продолжать свое дело.

Снова, как писала сестра, слегла наша мама, которая очень тяжело переживала гибель второго сына. Я же опять и опять думал о той метельной ночи под Ливнами, когда мог повидать-Александра, и ругал себя за то, что не повидал…

А между тем дивизия шла вперед, гоня противника. К началу сентября позади осталось уже около ста километров. Колонна медсанбата проходила через населенные пункты Средина-Буда, Ямполь, Шостка. Везде нас с радостью встречали освобожденные от фашистского рабства жители. Женщины плакали, многие завидовали нашим медицинским сестрам, которые тоже участвовали в битве с захватчиками, и рвались в армию. В Средина-Буде и Ямполе из расформированных партизанских отрядов к нам в медсанбат были направлены санитарами Полина Ахтырка и Галя Луговик. Полина, как оказалось, ушла в отряд, сбежав от тетки, которая воспитывала ее. Галя Луговик до войны работала учительницей в начальной школе, в отряд вступила в первые дни вражеской оккупации.

Женский коллектив медсанбата принял пополнение доброжелательно. Девушки сразу были окружены вниманием и заботой, все им старались помочь побыстрее войти в строй, но допустить их к самостоятельной работе мы смогли не скоро: никакой медицинской подготовки у них не было. Помнится, Галя всегда говорила на чистом украинском языке. Была она застенчивой — может быть, стеснялась оставшихся на лице отметин после перенесенной оспы. Полина же, хоть и была значительно моложе своей подруги, легче сходилась с людьми, никогда не тушевалась. В конце войны она вышла замуж за молодого офицера и осталась работать в медсанбате.

8 сентября дивизия достигла Десны, в двух-трех километрах ниже Новгород-Северского на Черниговщине. С ходу форсировать реку не удалось, и началась подготовка к преодолению водного рубежа. Нам приказали развернуть медсанбат в деревне Пироговке, неподалеку от района предстоявших действий.

Форсирование Десны началось 12 сентября. Раненых поначалу было немного, их лоток увеличился позже, когда развернулись ожесточенные схватки на захваченном гвардейцами плацдарме. В эти дни наш командир дивизии Евгении Григорьевич Ушаков получил воинское звание гвардии генерал-майора.

А вскоре медсанбату поступил приказ снова идти вперёд. 20 сентября мы покинули Пироговку, оставив с ранеными хирургическую бригаду. Ей предстояло завершить оказание помощи еще не прооперированным, а затем передать всех наших пациентов в полевой подвижный госпиталь.

На протяжении нескольких недель батальон ни разу не успел развернуться полностью. Работали в постоянной готовности к дальнейшему продвижению и лишь в конце октября остановились на окраине поселка Городня Черниговской области, получив приказ быть готовыми к приему раненых.

Едва мы поставили палатки, как подъехал «виллис». Из него вышел начальник штаба дивизии теперь уже гвардии полковник И. К. Брушко и, увидев меня, попросил подойти. Я подумал: не случилось ли что? Так оно и было. Из машины с трудом выбирался заместитель командира дивизии гвардии полковник Василий Ильич Боклаков. Он громко поздоровался со мной, я ответил, но он знаками показал, что ничего не слышит.

Иван Кузьмич взял меня под руку и тихо сказал:

— На заднем сиденье машинистка штаба. Она, кажется… — Брушко не договорил, а я уже увидел, что машинистка мертва.

— А что с Боклаковым? Контужен? — спросил я.

— Да, — кивнул Брушко и рассказал, что машина наехала задним колесом на мину. Все получили контузию, а машинистка погибла, очевидно, от внутреннего кровоизлияния, поскольку ни одной раны у нее не было.

Вскоре Брушко уехал, оставив в медсанбате Боклакова. Мы уложили его спать, но уже через полтора часа Василий Ильич пришел ко мне в операционную. Раненых было немного, и я смог оторваться от работы, чтобы побыть с ним до приезда Брушко. Вспомнил, как Боклаков прибыл в дивизию в марте 1943 года. Он был тогда майором, до назначения к нам командовал лыжной бригадой, участвовал в зимнем наступлении под Курском. Не раз мы вместе бывали на передовой, и всегда я удивлялся его храбрости. Однажды даже сказал об этом, на что Боклаков возразил:

— Нет, я просто по звуку знаю, которая мина или пуля опасна или нет, а потому и не кланяюсь им без толку. И тебе не советую.

Когда мы шли с ним к передовой, он часто комментировал:

— Это не наша.