Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти

– Послушайте, за что, по-вашему, вы мне платите? – с неожиданной агрессивностью спросил он. – Неужели у вас совсем нет ко мне доверия?

– Верните мне моего мальчика, – жалобно прошептала она.

– Если есть на свете человек, способный это сделать, то он перед вами. И если вы думаете, что какая-то преступная сволочь может расхаживать по Лондону с задранным носом и радоваться тому, что он поимел Артура Крука, то вы просто меня не знаете. Вот и все.

Оставшись наедине с Биллом Парсонсом, Крук сделался значительно менее воинственен.

– Мы в заднице, – объявил он. – Человек, имеющий на совести два убийства, – не новичок, он не остановится перед тем, чтобы убрать с дороги ребенка.

Билл повертел в руках письмо.

– Очень любезно с его стороны сообщить о своем местонахождении, – заметил он.

– Настолько любезно, что я не удивился бы, увидев его продающим спички на ближайшем углу, – согласился Крук. – А вообще-то рано или поздно он появится в Лондоне. В конце концов, речь идет о его шкуре, его собственной, а не принца Уэльского, например.

– Давайте-ка я займусь этим. – Билл сунул в карман письмо и конверт. – Отпечатки пальцев и так далее. А у вас какие планы?

– Прежде всего надо добраться до тюрьмы – прежде, чем там окажется миссис Феррис. А то муж ей все что угодно наобещает. На виселицу пойдет, если уверует, что это вернет ей мальчика. Чудно, знаешь, ведь нас, адвокатов, считают такой несентиментальной публикой. А есть ли что-нибудь более сентиментальное, нежели готовность сунуть голову в петлю, лишь бы успокоить женщину? Но я дал себе слово, что не позволю этому парню умереть.

– Вопрос только в том, насколько он сам ценит свою жизнь, – буркнул Билл.

– Он сам? – Крук сердито помотал головой. – Да я думаю вовсе не о его жизни, а о своей репутации.

Есть все-таки в жизни законников свои моменты, говорил он себе, беспечной походкой приближаясь к тюремным воротам и дергая за веревку огромного звонка. Это как если бы ты был врачом. На объявления, вывешенные на стене, можно не обращать ни малейшего внимания. Что, пусть и с некоторыми оговорками, подтверждает его собственный опыт. Крука знали во всех тюрьмах страны. В свое время ему приходилось играть за весьма сомнительные команды, но неоспоримый факт заключается в том, что эти команды, как правило, побеждали. Если бы начальникам тюрем предложили заключить пари, они в девяти случаях из десяти поставили бы на Крука против его соперника, а в десятом скорее всего плакали бы их денежки.

Феррис был из тех заключенных, каких надзиратели не любят больше всего. Он не устраивал скандалов, не произносил речей, не впадал, даже на мгновенье, в истерику. Не донимал своих стражников заверениями в собственной невиновности, не метался по камере, как беспокойный паук в паутине показаний, из-за которых попал в эту клетку. Он был тих, смирен, никогда ни на что не жаловался. И все же надзиратели предпочли бы хоть немного шума. У таких тихих людей, как этот, в сердце пустота, и это на них судьи набрасывают в итоге черный колпак. Он даже в карты не играл и не смеялся над историями, которые они рассказывали.

При появлении Крука он автоматически поднялся, как поднялся бы, если бы в камеру вошел начальник тюрьмы или капеллан. Не ходя вокруг да около, Крук сразу взял быка за рога.

– Это первое свидетельство того, что мы на правильном пути, – заключил он. – Этот тип впадает в панику.

Реакция Ферриса была мгновенной и характерной для него.

– Жена знает?

– Это она принесла мне письмо и все рассказала.

– Это что-нибудь меняет?

– Ничего. Вы, как и собирались, дадите свои показания по делу Филлипса.

– А что с мальчиком?

– Послушайте, – сказал Крук, – я адвокат. Я не против того, чтобы рискнуть при случае или пойти против ветра. Но поймите, я не собираюсь подыгрывать таким типам, как Фентон. Держите себя в руках, и игра пойдет по нашим правилам. Проиграете – мы все проиграем. Вам придется нелегко, – честно добавил Крук, – главным образом потому, что рядом с вами будет жена. Но надо держаться. Ясно?

Феррис продолжал думать о своем.

– А если сказать, что я видел какого-то мужчину, но по прошествии времени вряд ли смогу его опознать…

– И что же, вы думаете, Брюс этим удовлетворится?

– То есть?

– Стоит вам признаться, что вы кого-то видели, как он вцепится в вас, как терьер в крысу, и потребует описания этого человека. И, хотите верьте, хотите нет, вытащит из вас все, что ему нужно. Мне приходилось видеть его в деле. Два удара, и вы в нокауте.

– А если я все же скажу, что вообще не помню, видел ли кого-нибудь? – Рот Ферриса сошелся в тонкую нитку.

– Филлипса повесят, и вы фактически превратитесь в убийцу. Выбор за вами. Подача или сторона площадки. Апельсин или хорошая сигара.

– А если что-нибудь случится с моим мальчиком?.. Меня просто в угол загнали.

– Это верно.

– И как же, во имя всего святого, мне из него выбраться?

– А я, по-вашему, зачем? – пробурчал Крук. – Черт, вы, ребята, похоже, даже азов закона не знаете.