Будни

— Сегодня вечером, — сказал отец, — тебе надо собрать все твои игрушки и уложить их в картонный ящик — он стоит в кладовке. А я потом перевяжу его веревкой. По-моему, веревка осталась в этой картонке еще с весны, когда мы переезжали на дачу. Ты, случайно, не вынимал ее?

— Я ее не брал, — ответил Витя.

— А бабушка не брала?

— Не видел.

— Кажется, там у сарая между деревьями висит какая-то веревка, на ней бабушка сушила белье. Ты посмотри, а то я могу забыть. И поломанные игрушки не суй в картонку — их у тебя черт знает сколько. Не понимаю, Витюха, зачем ты их ломаешь? Люди трудились, делали их для тебя, а ты ломаешь.

— Они сами ломаются.

— Само ничего не ломается, — сказал отец. — У тебя в корзинке попить чего-нибудь не найдется?

— Я не смотрел, — ответил Витя.

— А ты возьми и посмотри.

Быстро заглянув в корзинку, Витя протянул ее отцу.

— Тут клубника, творог и варенье.

— Ты так рад, как будто у тебя дома ничего этого нет.

— Все у меня есть, — сказал Витя.

Отец полежал на спине, прикрыв лицо от солнца снятой рубахой и держа свою руку на коленях Вити.

— В воскресенье вечером мы переезжаем с тобой в город, в этом году немножко раньше — тебе надо в школу, а школьный костюм и портфель мы еще с тобой не купили. Я уже два раза забегал в магазин, но побоялся покупать без примерки, ты здорово вымахал за это лето. В прошлом году мы сколько насчитали в тебе?

— Я уже забыл, — ответил Витя.

— Надо будет спросить у бабушки, она все помнит… А с мамой я договорился: ты приедешь к ней из города в следующее воскресенье попрощаться. Она еще задержится здесь, у нее неважно со здоровьем… Между прочим, как бы ты ответил, Витюха, если б у тебя спросили: тебе плохо живется у меня?

— Почему.

— Ты не хитри со мной. Скажи прямо: хочу жить с мамой.

— С тобой тоже.

— Но ты же видишь, что так не получается. Никто не виноват, что так не получилось. Я все могу сделать для тебя, Витюха, а этого — не могу. И мама не может… В конце концов, не так уж страшно, мы оба любим тебя, ты уже взрослый парень, и дело только в том, что некоторое время ты будешь жить у меня.

— А потом? — спросил Витя.

— А потом ты совсем подрастешь и сам решишь. Договорились, Витюха?

От лесной поляны до дома отец ехал быстро, хотя движение на шоссе в этот час все сильнее множилось. Нарастал рев близко проносящихся машин, злобно гудели водители, вихревая пыль замутняла дорогу — Витя не вздрагивал. И отец, не ощущая привычного трепета сына, еще ниже пригнулся к раме и крикнул ему в ухо:

— Молодец, старичок!..

Мокрое от слез лицо Вити сохло на ветру.

ПРАКТИКАНТ

— Значит, так, — сказал Гуляев. — Ты ушами не хлопай, ты на старуху посматривай. Мы с Борисом будем производить обыск, а у тебя одно задание — старуха. Она себя непременно окажет… В первый раз? — спросил он.

— В первый, — ответил Саша.

— Приучайся, — сказал Гуляев. Он остановился у ворот дома и заглянул во двор. — Сейчас запасемся вторым понятым. Давай, Борис, дворника.

Борис ушел, Гуляев в ожидании закурил, присев на тумбу у ворот.

— По мелочи найдем что-нибудь, — сказал он Саше. — Золотишка, конечно, у него нету, деньжата должны быть. Я этих делашей трёс порядочно, крепкие попадаются орешки.

— А бывало, что ничего не находили? — спросил Саша.

— Если версия отработана правильно, — сказал Гуляев, — то брака не бывает.

Вернулся Борис с молоденькой дворничихой. Вероятно, он уже объяснил ей, в чем состоят ее обязанности, потому что она молча прислонила свою метлу к стене и пошла впереди оперработников.

Поднялись по черной лестнице на третий этаж. У самой двери в квартиру Гуляев спросил дворничиху:

— Вас как зовут, товарищ дворник?

— Катя.

— Значит, Катя, сделаем так: если спросят, откуда? — отвечаете: из жилконторы. Ясно? — Он посветил спичкой у звонка и добавил: — Нажимаем три раза.

Сперва никто не откликался, и Гуляев хотел надавить еще, но потом за дверью раздались быстрые мелкие шаги и чей-то тонкий голос спросил:

— Кто?

— Я, — сказала дворничиха. — Открой, Люба.

Дверь отворилась, и девочка лет десяти, в школьном платье и в белом школьном переднике, отступя немного назад, поздоровалась:

— Здравствуйте, тетя Катя.

— Здравствуй, — ответил Гуляев, проходя вперед. — Где тут у вас свет зажигается?

Поднявшись на цыпочки, Люба дотянулась до выключателя и засветила тусклую лампочку под потолком прихожей. На стене висел велосипед без колес. Под ним стоял драный сундук. Три вешалки были прибиты по углам. Длинный темный коридор уводил из прихожей в глубь квартиры.

Гуляев пропустил вперед дворничиху и пошел вслед за ней. У третьей двери направо она остановилась и постучала.

— Чего там, — сказал Гуляев и нажал на ручку.

В комнате на неприбранной железной кровати сидела утлая старуха в стареньком темном платье и в больших, не по ноге, разбитых валенках. Голова ее была повязана толстым шерстяным платком.

— Добрый день, бабушка, — сказал Гуляев.

— И вам также, — ответила старуха беззубым голосом.

— Вот какое дело, — сказал Гуляев, — мы из горотдела милиции. Вы грамотная, бабуся?

Старуха ничего не ответила. Люба подошла к ней и встала рядом.