Самым беспокойным временем суток было для Гали утро: почему-то так получалось, что утром она вечно торопилась, опаздывая на занятия в университет, а именно утром у ее матери возникала настойчивая необходимость побеседовать. И эти беседы Галя раздраженно окрестила «воспитательскими десятиминутками».
Вот и сейчас, когда она заканчивала торопливые записи в тетради и одновременно пихала в портфель книги, в дверях ее комнаты возникла Ирина Владимировна.
— Ты когда сегодня вернешься?
— Не знаю.
— Умоляю тебя, Галюша, поешь между лекциями. Я сделала тебе бутербродики с колбаской и с крутым яичком…
Некоторое время длилась пауза, а затем Ирина Владимировна произносит крайне деликатным тоном:
— Ты меня извини, доченька, я знаю, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела…
— Терпеть не могу!
— …но мне кажется, что Елизавета Алексеевна и Егор Иванович вчера на свадьбе чуточку обиделись на тебя. Ты должна была, как внучка, произнести…
— Я никому ничего не должна. Не мешай мне, пожалуйста, я и так опаздываю.
— Бабушка была такая красивая! И Егор Иваныч выглядел прекрасно. Душа радовалась, глядя на них!
— И давно?
— Что давно?
— Давно она у тебя радуется?
Ирина Владимировна ответила, сдерживая обиду:
— Но ты ведь сама слышала, какой тост я произнесла?
— Слышала. Юбилейные тосты — всегда вранье! Лицемерие!
— Боже, до чего ты груба!
— «Какая есть — желаю вам другую…» Это цитата, мама: стихи Ахматовой.
Галя уже уложила книги в портфель и, выйдя в гостиную, взяла приготовленный ей завтрак. Запихнула и его в портфель.
Ирина Владимировна снова возникла рядом.
— Значит, по-твоему, твоя мать — лицемерка?
— Не задуривай мне башку перед занятиями…
— Я восторгаюсь дедушкой и бабушкой, я от всей своей усталой души поздравляю их с дивно прожитой, дружной жизнью, и, наконец, тебе отлично известно, как я стараюсь заботиться о них!..
— Стараешься, стараешься, очень сейчас стараешься. — Галя надела плащ. — А когда я была еще девчонкой и бабка звонила нам по телефону, ты велела отвечать, что тебя нет дома… Приветик, мамахен, я побежала…
— Это ложь! — кричит ей вслед Ирина Владимировна. — Тебе доставляет наслаждение унижать, оскорблять меня…
Плача, входит в гостиную, набирает номер телефона.
— Анатолия Егоровича… Толя, я больше не могу, Галя стала невыносима…
Голос Анатолия в трубке:
— У меня совещание.
Треск, трубка повешена. Ирина Владимировна рыдает.
После ссоры с матерью Галя испытывала и некоторое раскаяние и, как ни странно, жестокое удовлетворение от того, что удалось сказать ей в глаза правду. Конечно, совестно доводить ее до слез, но какого черта я должна терпеть эти вечные нотации, да еще фальшивые, и вообще, пусть не вмешивается в мои отношения с дедом и бабкой, пусть вообще не суется в мои дела… Вот так или примерно так думала Галя в переполненном троллейбусе по дороге в университет.
А у ворот университета, вглядываясь в нескончаемую быструю толпу студентов, топтался сейчас парень лет шестнадцати, пригожий, не по годам рослый, но еще нескладный; нескладность его объяснялась, возможно, и тем, что ему очень хотелось выглядеть в этой толпе независимым, вроде он ничем не отличается от всех этих торопливых парней-студентов. Однако желанной независимости мешало, что Валера торчит здесь, как штырь, а голова его вертится то вправо, то влево, явно выискивая, высматривая кого-то.
— Валерка, здорово! — сзади хлопнул его по плечу студент.
— Здравствуй, — обернулся Валера.
— Ты чего пропал? Подевался куда-то, не заходишь к нам в общагу…
— Я заходил.
— Когда? — Студент торопится, не слишком вслушиваясь в ответы.
— Раза три заходил…
— Ну и молодец. Ну и правильно… А как, вообще-то, жизнь молодая?
— Нормально.
— Молоток, Валерка! — Студент снова хлопнул его по плечу. — Извини, побежал, лаборатория у меня…
И исчез. Еще один студент узнал, увидел на бегу Валерку:
— Салют, старик! Рад видеть… Вспоминали тебя на днях…
— Кто?
— Да всем стройотрядом. На будущий год поедешь с нами?
— Дожить надо.
Студент засмеялся.
— Здоровущий мужик — коло́м не убьешь!.. Главное, не тушуйся, заходи. Слушай, а тебе деньжат не надо? Я вчера стипендию получил, могу пятерку ссудить…
— А я сам могу тебе десятку отстегнуть, — и Валера полез в свой карман.
— Ну и дурень, обиделся, — студент сунул руку на прощанье. — А ты кого ждешь? — Это он уже крикнул издали. — Галку? — И подмигнул.
Все более хмурея, Валера неприкаянно топтался у ворот. Пожалуй, ему уже не пристало больше торчать здесь, но внезапно лицо его осветилось робкой радостью.
— Галя!
Он увидел ее в гурьбе спешащих к воротам студентов. И она подбежала к нему, улыбающаяся, веселая. Рядом поспевала за ней подруга, толстуха Таня, и еще кто-то из сокурсников, но Галя помахала им рукой:
— Идите, ребята, я вас догоню…
Отойдя чуть в сторону и не выпуская его руки:
— Ох я и виновата перед тобой, Валера! Но ты и сам хорош гусь, мог бы хоть позвонить.
— Я звонил.
— Ну, не застал, мог бы еще раз.
— Да я и еще раз…
— Валерочка, милый, замоталась — сбрендить можно! Каждый день думаю: надо повидаться, надо повидаться… А ты почему, между прочим, не на работе?
— В вечернюю смену я.