Будни

— А ты, прости меня, ее магнитофон: мама наговаривает, а на тебе записывается, как на кассете… Ох, папа, если б ты только знал, как ты смешон! И никто, кроме меня, этого не видит. Ходишь такой представительный, волевой, в шикарном костюме, который мама тебе купила, в галстуке, который она для тебя выбрала, и даже стрижешься не в парикмахерской — она лично сама тебя подстригает…

Лицо Анатолия Егоровича приобретает такое горестное выражение, что Галя запнулась.

— Что с тобой, папа?

— Я никогда не думал, что у меня такая злая и жестокая дочь…

Он проговорил это тихо и медленно. И пошел к дверям.

— Папа, погоди…

Галя кинулась вслед.

А у стариков Самойловых жизнь шла своим размеренным чередом. С домашними делами они справлялись несуетливо, заблаговременно, и круг своих обязанностей они распределяли между собой без всякой договоренности, по силе возможностей каждого. А если и возникали между ними споры, то лишь потому, что либо Егор Иванович тайком пытался сделать какую-то домашнюю работенку вместо Елизаветы Алексеевны, либо она незаметно старалась подменить его. Споры случались бурные, Егор Иванович легко и пламенно вскипал, но так же быстро отходил, маясь от собственной вспыльчивости. Елизавета Алексеевна жалела его, и кротостью своей удавалось ей зачастую настоять на своем.

Нынешняя осень пришла рано, зарядили нудные дожди, в комнате стало зябко, и Егор Иванович занялся окнами: щели в старых рамах конопатил ватой и нарезал узкие полосы бумаги. А Елизавета Алексеевна хлопотала в кухне подле плиты: открыв духовку, выдвинула противень с пирожками, они еще не допеклись, и снова задвинула их на место.

Хлопнула входная дверь в квартире. Елизавета Алексеевна живо выглянула в прихожую: вернулась с работы соседка по квартире — в одной руке портфель, в другой авоська с продуктами. Раздеваясь в прихожей и проходя к себе в комнату мимо кухни, соседка аппетитно внюхалась.

— С капустой?

— С капустой, — кивнула Елизавета Алексеевна.

— Значит, Анатолия Егоровича ожидаете… Я по запаху различаю, кто к вам придет: коржики — Борис Анатольевич, салат с огурцами — Галя… А моему, кроме полбанки, ничего не надо…

Ушла к себе в комнату. На пороге кухни возник Егор Иванович, остановился, сосредоточенно наморщил лоб.

— Ты чего? — спросила Елизавета Алексеевна.

— Забыл, зачем пришел.

— А ты начни с начала, с того места, откуда пошел.

Он повернулся к окнам в комнате, постоял и снова разложил на подоконнике полоски бумаги.

С противнем горячих пирожков вошла Елизавета Алексеевна.

— Ну, вспомнил?

Муж горестно помотал головой.

— Память, Лизавета, никуда! Всякую давнюю чепуху распрекрасно помню, а за каким чертом сейчас шел на кухню — забыл… Иногда слушаешь по телевизору какого-нибудь старика, шамкает, что обрел вторую молодость, — врет ведь, сукин сын! Старость, Лизавета, — это гадость. Осенью заклеиваю окна и всегда думаю: а кто будет их расклеивать? Я ли?..

Елизавета Алексеевна озабочена чем-то иным. Накрывая на стол на три прибора, она слушает мужа вполуха.

— Не понравился мне, Егор, голос Ирины по телефону. Вроде плакала она. Не случилось ли у них чего?

— Голос не понравился? А она мне вся не нравится. На месте Анатолия я бы ее давно сменил.

— Глупости говоришь! — возмутилась Елизавета Алексеевна.

— Менять-то, конечно, поздновато. Раньше надо было смотреть… — Внезапно, радостно: — Вспомнил! Ты куда клей спрятала?

— Господи! Сам вчера под ванну банку поставил…

Он быстро шагнул в ванную. А в это время звонок в дверь.

— Толя! — И счастливая старуха бросилась в прихожую к дверям.

Она открыла дверь — вошел шофер.

— Здравствуйте, Елизавета Алексеевна. В комнату не пойду — весь грязный, с машиной возился… Анатолий Егорович велели вам передать.

Протянул старухе конверт.

— Тут две четвертных, — пояснил шофер. — И привет тоже просили передать.

Из ванной, с банкой клея в руке, появился в прихожей старик Самойлов.

Потоптавшись, шофер спросил:

— Как здоровье ваше обоюдное? Может, в аптеку надо, — я съезжу…

— Спасибо, Василий Степанович. Мы оба еще ходячие, — ответила старуха.

— Ну, тогда я покатил. До свиданьица, Елизавета Алексеевна. Счастливо оставаться, Егор Иваныч.

Ушел. Елизавета Алексеевна молча протянула мужу конверт с деньгами. Не взяв их, он сказал:

— Вот видишь, а ты беспокоилась. Дети у нас, Лизавета, первоклассные, модельные, штучные…

Оба они вошли в свою комнату.

— Ну и что здесь ненормального, Егор? У Толи дела в институте: начало занятий, ремонт общежития, не успел, прислал Василия Степановича, сегодня двадцатое…

— Правильно, все правильно, Лизавета. Можно было б и по почте, и телеграфно…

Он подошел к подоконнику с полосками бумаги, а Елизавета Алексеевна убрала со стола один прибор.