Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Несколько часов назад одну батарею отправили из дивизиона в тыл. Узнали, что там пункт снабжения. Так что надо получить еды, да побольше. В последние дни и недели паек состоял из одного мерзкого картофельного хлеба и скрипящей на зубах консервированной колбасы. Может, удастся получить мяса? Или немного сыра? Или рыбы?

Но расчеты не могут ждать, пока вернется обоз. А павшие лошади на что? Повсюду, где на пути их батарей попадались убитые животные – а ими дороги были просто завалены, – канониры спрыгивали с орудий на ходу, крупными ломтями срезая конское мясо.

Всё это теперь жарят на маленьких, тщательно укрытых очагах. Жрут наполовину сырое. Хорошо же!

Две повозки возвращаются: ничего не дают, кроме картофельного хлеба и сахара – желтоватой, растекающейся субстанции. Однако – тут общий рев – есть на каждую батарею по бочонку шнапса. О да, срочный приказ: раздать шнапс!

Напирают на бочонки.

Стой! На каждой батарее одно и то же: командир кричит «Стой!». Нет-нет, так не пойдет. Пересчитаться. В каждой емкости по две полные кружки шнапса на человека. Многовато. Вечером каждый получит по одной, а вторую завтра. Кстати, кто за снабжение штаба? Ему налить немного сверху. Отлить у восьмой батареи.

Да, штаб получает добавку. Денщик капитана усмехается, показывая посудину в проеме офицерской палатки:

– Герр капитан, у нас сегодня арак[47].

– И всё?

– Герр капитан, еще хлеб. И сахар. Если герр капитан не против, я испеку для господ офицеров «Бедного рыцаря»[48]. У меня остался маргарин. А если господам угодно, потом можно грог. Похолодало немного. Что скажет герр капитан?

Так и сделали.

Райзигер наполняет кружки из подогретой посудины:

– Позвольте, герр капитан…

Вполголоса, больше сам себе:

– О да, совсем другое дело…

Вбегает лейтенант Бергер из восьмой батареи. Рука к козырьку.

– Герр капитан, разрешите обратиться к лейтенанту Райзигеру!

Райзигер встает, отводя Бергера в сторону:

– Что стряслось?

Бергер, запыхавшись:

– Райзигер, в восьмой – мятеж!

Мятеж?

– Мятеж… так-так, дорогой Бергер, осторожно. Кажется, это слово следует употреблять с осторожностью.

– Идемте быстрее, герр Райзигер.

Они уходят, ничего не сказав капитану.

7

Чем ближе к месту привала восьмой батареи, тем громче голоса и песнопения, которые были отдаленно слышны еще в штабной палатке.

Наконец на месте им предстают разгоряченные солдаты, шатающиеся взад и вперед между палатками. Бергер оборачивается к Райзигеру, показывая:

– Вот же свиньи!

Да, всё это выглядит скверно.

– Вы тут единственный офицер, Бергер?

Бергер, торжественный и отчаявшийся одновременно, отвечает:

– Само собой. Оберлейтенанта Цигеля убило сегодня утром. Я за командира батареи, и за наблюдателя, и за всё подряд. Но дело не в этом. Люди просто больше ничего не хотят.

И вот они посреди бивуака.

В лесу уже выжидают пехотинцы, всполошившиеся от звуков пения. Полянка окружена ими, как цирк – стоят без винтовок, без ремней, руки в карманы, пока просто смотрят.

Райзигер и Бергер проталкиваются на середину арены. Райзигер, встав перед Бергером, громко вопрошает:

– Что тут творится, вы что, рехнулись?

Это не производит никакого впечатления.

На дышле передка, словно птицы на шесте, сидят рядком вахмистр, его заместитель и еще три унтер-офицера. Раскачиваясь, они горланят, но невозможно определить, что за песню должно изображать это пение. Глаза у них стеклянные. Каски повисли на шеях, а унтер-офицер вообще свою потерял, топорщась непокрытой рыжей шевелюрой.

У ног этой раскачивающейся группы разлеглись и расселись артиллеристы. Что-то подпевают. Райзигера и Бергера они, кажется, даже не замечают, вскидывая искаженные лица и кривя губы. Всё.

Одни пехотинцы в восторге от этой сцены. Прямо напротив Райзигера стоит заместитель офицера. Когда Райзигер оборачивается к нему, тот вытягивается по стойке смирно, щелкнув каблуками.

Райзигер – Бергеру:

– Вся команда нажралась.

Это очевидно – нажралась. Но это что, оправдание? А кстати, почему они нажрались? Бергер чувствует себя виноватым, он говорит Райзигеру:

– Да вахмистр виноват. Дал вырвать у себя из рук бочонок со шнапсом, в итоге компашка затеяла свалку. И вот бочка пустая. Подарочек. Он и сам с ними пил. Надо бы поговорить с ним еще раз.

Он подходит к вахмистру. Чем он ближе, тем громче рев, тем сильнее раскачивается дышло. Гремит сбруя.

– Вахмистр!

Ответа нет. Бергер подходит ближе и кричит, сотрясаясь всем телом:

– Вахмистр, я к вам обращаюсь! Немедленно встать!

Некоторые из лежащих встают, замолкают в любопытстве: что теперь будет?

Пение становится еще громче, ноты тянутся вдвое дольше. Вахмистр не реагирует, обнимая соседа за шею. Остальные хватаются друг за друга навроде стены. Вот как через них прорваться?

Райзигер подскакивает к Бергеру, пытаясь положить конец этой ситуации, а Бергер хватает вахмистра за шиворот и тянет к себе.

Ага, пение смолкает. Смолкает как по команде. Вахмистр на ногах. Он на голову выше Бергера. Всё это выглядит довольно беспомощно, поскольку молоденький офицер вытянутой рукой держит за горло человека гораздо старше себя.